Так ею был найден и утрачен герой, которого она предпочла Виктору Цымбалу. Гордая, она, конечно, не признавалась себе в том, что жалеет о так неудачно сложившейся жизни, о том, что оттолкнула Виктора и ушла за Чепиком. Она с увлечением работала в колхозе, о прошлом старалась не вспоминать. Это ей удавалось неплохо. Только старик отец, всю жизнь мирно проживший безвыездно в одной квартире, в Ленинграде, и двадцать лет - до пенсии - прослуживший бухгалтером в одном и том же банке, говорил иной раз, понимая ее состояние: "Человек должен пройти огни и воды. Не огорчайся, дочка. После бурь бывает затишье".
- Что же ты молчишь? - спросил Цымбал, не подозревая даже, какие воспоминания вызвал он своим вопросом о техникумовской теплой плите.
Маргарита Николаевна отломила веточку ракиты и бросила ее в пруд. Закачались, запрыгали отраженные там блестки ранних звезд, плеснул широким хвостом всплывший возле самого камня старый рак, шумно вспорхнула задремавшая было пичуга на противоположном берегу.
- Виктор, - сказала Маргарита Николаевна, когда звезды снова неподвижно улеглись на дно, - где твоя жена?
- Жена? - ответил он, помолчав. - Есть жена.
- Я и не сомневаюсь, что она у тебя есть. А вот где она, где? Вот о чем я спрашиваю.
- Она?.. На Урале. Где же еще! Со школой вместе.
Маргарита Николаевна вздохнула и усмехнулась:
- Какие вы все заботливые! Кого ни спроси теперь, где его жена, отвечают: эвакуирована - и довольны, а чем? Скажите, пожалуйста, какая доблесть! И вас всех, и их я совершенно не понимаю. Как можно было бежать, оставив на неизвестность - ну не будем говорить громких слов: любимого, - а просто близкого человека? - Она недоуменно пожала плечами. - И как вы, которые так много говорите о долге, первое, что сделали, - поспешили отправить своих жен в безопасные места. Без любви вы живете все, и все вы мелкие людишки. Вот что!
Резко встав, Маргарита Николаевна оскользнулась и чуть было не упала в воду, но Цымбал успел ее подхватить. Стараясь удержаться вместе с нею на камне, он невольно прижал ее к себе, тонкую, худую, вырывающуюся.
Потом она прошла по берегу несколько шагов, и из темноты Цымбал услышал ее голос:
- Виктор, ты, пожалуйста, не думай. Той, которая на Урале, я зла не желаю. Нисколько не желаю. Дай бог, чтобы она была всегда счастлива.
4
Долинину тоже, конечно, было известно, что немцы не оставили мысли о новом штурме Ленинграда. В кругу Преснякова, Терентьева, а иной раз и полковника Лукомцева, нет-нет да и навещавшего теперь долининский подвальчик, секретарь райкома нередко сиживал над картой. "Сражение возможно, - рассуждали они тут, - но успеха немцы не добьются. Только изведут свою живую силу, сколько бы они ее ни подбрасывали".
