Гулкий, простудный кашель Солдатова прервал мысли Лукомцева. Он снова взглянул на Любу, которая, отвечая на чей-то вопрос, говорила:
- Даже окна этот Пал Лукич проволочной сеткой заделал.
- Чтобы гранатой не достали, - пояснил партизан с черной повязкой на глазу.
Долинин посмотрел в его сторону и с удивлением увидел, что печка уже топится и дрова в ней весело потрескивают.
- Сырые же! - сказал он.
- Это сырые? - Партизан постучал поленом о полено. - По-нашему, это порох. Мы, товарищ секретарь, под проливным дождем разводили.
С той минуты одноглазый завладел вниманием Долинина. Долинин невольно следил за каждым его жестом, за ловкими и быстрыми движениями, за пытливым взглядом единственного серого глаза. Пока Солдатов дополнял рассказ Любы Ткачевой о разрушенном Славске, о вырубленном парке и умирающих от голода людях, одноглазый заставил картоном от старых папок выбитые окна; работал он бесшумно: чтобы не мешать, должно быть, командиру отряда.
Посмотрели мы на колхоз "Расцвет", - говорил Солдатов, - одни головешки. Кроличий пух на месте фермы, обломки клеток.
- Жалко кроличков! - Варенька вздохнула. - Вот память о нашей ферме. Она развязала концы своего платка. - На тридцать таких шалей набирали пуху каждый месяц. Кофточки какие вязали!..
- Она оттуда, из "Расцвета", наша Варенька, - пояснил Долинин Лукомцеву. - Колхозный животновод. А сейчас сидит у меня, бумаги подшивает.
В комнате заметно теплело. Долинин расстегнул полушубок, Лукомцев снял папаху.
- Вот что значит партизаны! - сказал он, утирая платком бритую голову. - Из любого положения найдут правильный выход.
В комнату при этих словах вошел по-кавалерийски кривоногий приземистый человек лет пятидесяти пяти, в форме милиции, гладив ладонью непомерно пышные светлые усы, он с нарочитой суровостью, отрывисто, будто подавая команду, воскликнул:
- Здорово, орлы! Вернулись-таки? Долгонько ждать заставили! - и принялся потирать перед раскрытой печкой свои озябшие красные руки. Так-то вы, мамаи-батыи, пожарную инструкцию блюдете! При артобстрелах печки растоплять строго запрещено.
Он вдруг смолк: полковничья папаха была замечена им с досадным опозданием.
- Простите, товарищ полковник... Некоторым образом...
- Да нет, я тут ни при чем. Вот девушек бы пожалеть следовало. А так, что ж, сразу виден старый солдат!
- Потомственный казак, товарищ полковник. Терской линии станицы Червленной! - Усач явно обрадовался перемене разговора.
