- У нас и теленочек был, - сказала Вареньке Анна Копылова. - Отелилась в феврале вот эта красавица: - Она положила руку на острый хребет взлохмаченной холмогорки. - Да теленочка пришлось зарезать и съесть. То ли от бескормицы, то ли от страху - палят кругом - у матки молоко пропало.
Коровенки истощали так, что все ребра у них можно было пересчитать. Но Варенька не отчаивалась. "Все-таки живые, - думала она. - Вот и начало ферме..."
Темной дождливой ночью, чтобы не привлекать внимания немцев, в строгой тишине ушли со своих пепелищ последние жители села Коврино. Больше часа брели они пешком до шоссейной дороги, где их ожидали машины.
Тащить узлы женщинам помогали бойцы расположенной на этом участке фронта дивизии Лукомцева, они же в мешках перенесли к машинам картофель и овес. Милиционер Курочкин, неизвестно почему, особенно заботился о коровенках. Все его заботы были направлены на то, чтобы "млекопитающие" не утонули в грязи; осторожно и "лично" он переводил их через канавы с весенней водой; потом старался поудобнее устроить их в кузове грузовика; шоферу приказал очень-то не гнать, "понимать дорогу": тряхнет-де если на выбоине, выпадут, ноги поломают. Хотел было укрыть их чем-нибудь от дождя, но ничего подходящего не нашел. "У нас с женой у самих была коровка, Варвара Васильевна, - рассказал он Вареньке. - Да так, бедняжка, осталась в Славске, не успели увести, сами еле ушли. Славная была коровка. Муськой звали..."
Успокоился Курочкин только под утро, когда ковринские коровенки были переправлены на лодках за Неву и Варенька разместила их в пустовавшем скотном дворе.
Прошло несколько дней, и болотинский дед-колесник, превращенный временно в пастуха, одной майской зорькой выгнал "стадо" на водопой. По селу разнеслось позабытое за зиму коровье мычание. Несмотря на ранний час, на улицу выбежали женщины, ребятишки; вышли зенитчики и понтонеры. Провожали коровенок радостными взорами, выкрикивали всякие шутки деду. Жизнь вступала в деревню. Над колхозными домиками курились печные дымки, на место были вставлены сорванные с петель двери, освободились от досок окна. На широкой улице под скрипучим колодезным журавлем толпились подростки с ведрами на коромыслах. Долинин, проснувшийся в это утро, как всегда раньше любившего поспать Ползункова, в безветренной тишине услышал петушиное пение. Слабенький голосок "петьки", долетевший из-за реки, прозвучал для секретаря райкома серебряной фанфарой.
