Одна щека у нее нервно дернулась.
— Я не ожидала, что ты так… полностью вычеркнешь нас из своей жизни, — откровенно сказала она.
— Ты говорила, что тебе нужно время, — проскрипел он, — чтобы отдохнуть от меня и замужества. Я обещал тебе, что дам год. Вчера он закончился, — с удовлетворением заметил Расселл.
Он «дал» ей этот год, всего лишь год нормальной жизни. Как узнику, которому дают отпуск за хорошее поведение. И она хорошо себя вела, исполняла то, что Расселл от нее требовал. Как же она ошибалась, считая, что он оставил ее в покое.
Расселл внимательно наблюдал за ней.
— Я знаю, что за это время у тебя не было другого мужчины, и я бы не советовал тебе флиртовать с Джорданом, — резко проговорил он.
Только сейчас Уиллоу поняла, что все это время Расселл следил за ней. А она-то думала, что это Симона или Дэвид наблюдают за внучкой. Уиллоу почувствовала себя бабочкой, бьющейся в кувшине, но все еще способной летать и наблюдать за миром, если ей позволят это сделать. Надо только добиться разрешения или снисхождения тюремщика!
— Я хочу в гостиницу, — коротко сказала она, чувствуя легкое головокружение.
— Как раз это я собирался тебе предложить, — пробурчал он.
Ей стало плохо, когда она догадалась о его намерениях.
— Ты не можешь остаться там со мной! — запротестовала она.
Его насмешила такая явная паника.
— Отчего же?
Она с трудом перевела дыхание, досадуя на себя за то, что выдала свои чувства.
— Ты разве забыл о Дани и Барбаре?
Он перестал веселиться.
— Я никогда о них не забываю, — отрезал он.
— Тогда ты должен понимать…
— Я понимаю, — сказал он с силой. — Но тебе лучше смириться с тем, что я вернулся в твою жизнь. Ты получила свободу, которую хотела, достигла успеха в мире моды, теперь пришло время всю свою энергию сконцентрировать на мне.
— Нельзя ли этот разговор отложить до Лондона? — Уиллоу пыталась взять себя в руки.
— Это будет зависеть от некоторых обстоятельств, — тихо прошептал он, глядя на нее сузившимися глазами.
— Каких? — спросила она.
— От того, насколько успешно ты будешь избегать Джордана! — выпалил он.
— Но… Мы только один раз поужинали вместе…
— Для меня и одного раза много, — рявкнул Расселл. — Он, может быть, и согласится пользоваться моими обносками, но я его — нет!
Расселл всегда оскорблял, унижал ее, грубил ей, но то, что он говорил сейчас, не шло ни в какое сравнение.
— Об этом и речи быть не может! — задохнулась она. — И ты это знаешь лучше, чем кто-либо другой!
