Бейкер-стрит на Петроградской | страница 81



ЧТО ТАКОЕ «КАСТИНГ»?

Начальство не утверждает моих главных героев. — Британский доктор Ватсон с курносой физиономией. — Рине Зеленой нравится играть мебель. — «Просыпайся, талантище!»

Доктора Ватсона искали долго. Уж больно точно был выписан сценаристами его характер. Как сыграть наивность и простодушие, отвагу и преданность? Актеру без тонкого чувства юмора это не под силу.

К долихоцефалу, естественно, надо было искать брахицефала, то есть круглоголового.

Фотопробу Виталия Соломина с наклеенными армейскими английскими усами я обнаружил в актерском отделе «Ленфильма». С этой фотографии на меня смотрел вылитый Конан Дойл в молодости. Это была порода эдинбургских англичан — рыжеватых, курносых, веснушчатых. Кроме того, Виталий был очень похож на известного английского комика Терри Томаса, знакомого нам по картине Стэнли Крамера «Этот безумный, безумный, безумный мир».

Но в объединении «Экран» вслед за Ливановым не утвердили и Соломина. «Какой это Ватсон?! У него же русская курносая физиономия!» — пожимали плечами редакторши.

Большой проблемой была и миссис Хадсон. Я ведь собирался снимать комедию. Смешные комедийные старушки были, но уж больно «русские». Где было взять смешную пожилую англичанку? Была такая только одна — Рина Зеленая.

Ее тоже не утверждали.

«Стара! Она выжила из ума…» — вслед за начальниками твердил мой второй режиссер Виктор Сергеев.

«Не доживет, ничего не помнит», — заверяли меня в актерском отделе.

Но Рина Зеленая снялась во всех наших фильмах о Холмсе, у нее оказалась цепкая память, тончайшее чувство юмора и здравый смысл, какому могли бы позавидовать молодые.

Ее звали Екатерина Васильевна, как и мою маму.

— Рина Васильевна, — говорил я ей, — можно я буду звать вас Екатериной Васильевной?

— Уж лучше зовите Руиной Васильевной.

— Рина Васильевна, — обращался я к ней в другой раз, — все говорят, что у вас получается интересная роль. Давайте расширим ее.

— Ни в коем случае! Я еще никогда не играла мебель. Мне это нравится.

В костюмерной и гримерной она появлялась раньше всех. Садясь в кресло перед зеркалом, она каждый раз говорила, глядя на себя:

— Единственное, что у меня осталось, — это красота! Затянутая в корсет, она не могла свободно сесть на стул, пока мы не догадались сделать ей высокую скамеечку.

Но это было потом. А в начале была борьба с Центральным телевидением за всех троих главных исполнителей. Я уж не говорю о Бориславе Брондукове на роль инспектора Лестрейда.