Однажды я спросил, не страшно ли ей жить среди мертвецов.
— С чего это? — ответила девочка. — Они же мертвые. Что они могут сделать?
Своеобразный взгляд на вещи, но мне он не подходил.
В другой раз я спросил, слушает ли она по радио «Голоса духов». Я подумал, что это наверное очень жутко — «Голоса духов» в похоронной конторе. Пожалуй, самое страшное, что вообще может случиться с человеком — «Голоса духов» и так кого угодно напугают до смерти, но в похоронной конторе! Как удержаться и не закричать, как потом заснуть?
— Конечно, — ответила она, — но мне больше нравится «Центральный вокзал». Там здорово стучит поезд, и слышно, как люди ходят по вагонам. Они рассказывают разные истории.
— А как же «Голоса духов»? — спросил я, возвращаясь к теме, сильнее всего меня тогда занимавшей. Мне не было дела до «Центрального вокзала».
-- «Голоса духов» слишком… — она задумалась, — … слишком старомодные.
СТАРОМОДНЫЕ! «ГОЛОСА ДУХОВ» СТАРОМОДНЫЕ!
Я был убит.
— Старомодные, — повторила она, на этот раз шепотом — для пущего эффекта.
Если «Голоса духов» для нее старомодные, то почему, черт побери, у нее такие холодные руки? Где она их взяла? Это же не сюрприз из коробки с печеньем! Я старался играть с ней только в такие игры, во время которых не нужно было держаться за руки.
У дочки похоронщика были длинные светлые волосы, при этом вовсе не холодные — холодными оставались только руки, и я шарахался от них, как от чумы. Однажды ей захотелось поиграть в «кольцо вокруг розы» — мы должны были зацепиться пальцами. Я объявил, что у меня заболела мать, и мне нужно принести ей стакан воды.
— У тебя что, мать болеет? — удивилась девочка. — Ты про это не говорил. Почему? — Дочка похоронщика слишком хорошо соображала.
Требовалось срочно что–то придумать.
Если бы у меня действительно болела мать, то я, как любой нормальный ребенок, сообщил бы от этом в первую очередь. Больная мать — всегда самая главная новость. Я стал быстро перебирать в голове варианты. Одновременно я засовывал руки в карманы, чтобы дочка похоронщика не дотронулась до них своими холодными пальцами, и пятился к дому.
Но, черт побери, я не мог ничего придумать.
Я топтался на месте, как последний идиот, не зная, что делать с этой воображаемой больной матерью, которой на самом деле не требовалось никакого ухода.
— Я пойду принесу ей стакан воды, — выговорил я наконец в полном отчаянии и побежал домой.
Скоро мне тоже будет шесть лет, и вот тогда я смогу придумывать ответы на какие угодно вопросы.
