— Да, — сказала она почти шепотом, как бы сама себе, — это прекрасно, и хочется петь. Как обожают его дрозды!
— Помню, — сказал я, — раз в детстве я пошел купаться в пасмурный день, и, пока я плавал, пошел дождь. Сперва я удивился, и чуть не испугался.
Вода была совершенно гладкой — ни всплеска волн — и вдруг прямо передо мной возникло восхитительное мягкое шипение: звук капель дождя в море.
Прозрачный шепчущий звук — в нем было что‑то зловещее и что‑то божественно утешительное. Я перевернулся на спину и лежал на воде без движения, а капли дождя падали мне на лицо. Я смотрел вверх на тучи, а потом медленно поплыл так, чтобы слышать дождь. Мне кажется, никогда в жизни я не был так счастлив. Будто попал в иной мир… Но когда я вылез на берег, то помню, что бегом бросился в раздевалку, чтобы не промокнуть!..
— Ну, конечно! — воскликнула она. — Ну, конечно, так и должно было быть!..
Она присела на кушетку лицом ко мне.
— Вы мне вернули одно давнее воспоминание. Тогда мне было лет одиннадцать–двенадцать. Шел сильный дождь, просто лило как из ведра. Я зашла в библиотеку поупражняться на пианино. Там было темно, как бывает в обволакивающем утреннем сумраке. Окна были распахнуты в сад, но шторы свисали совершенно неподвижно, потому что не было ни ветра, ни воздушной струи. Шел обложной отвесный дождь в тихий день, такой плотный и густой, как на японских литографиях… Я зашла в комнату и затворила за собой дверь. Звук дождя из сада показался мне таким мощным и упорным, будто его всплески и дробь были в самой комнате, заполненной дождем. Звуки были звуками воды, а свет — светом воды, и мне показалось, что я — рыба в темном аквариуме. Я стояла тихо и долго–долго, впитывая дождь, всматривалась в промокший сад, где все деревья и кусты согнулись под неутомимыми струями. Я где‑то раньше видела сильно увеличенные снимки падающих в воду капель и сейчас, подойдя к окну, я увидела, как крупные яркие капли срываются с карнизов и расплескиваются в лужах на кирпичной террасе. Я была невероятно восхищена тем, что мои капли были точь–в-точь, как те капли на снимках. Разбиваясь, они с восхитительным плеском и щебетанием превращались в изящнейшие фонтанчики, зонтики и грибы. Пузырьки подмигивали и пропадали, и есть ли на свете что‑нибудь мимолетней дождевого пузырька? — тут появлялись новые пузырьки, долю секунды они скользили вправо или влево, а потом взрывались… Когда я повернулась, чтобы подойти к пианино, у меня возникло странное чувство, будто я сама принадлежу дождю, будто я сама — дождь. И в горле у меня появилась печаль, но исполненная вдохновения, как бывает, когда хочется запеть. Я взглянула на черный глянец пианино, и оно тоже казалось водяным, темной лужей, тускло мерцающей под густой листвой. И когда я села на холодный табурет у пианино и робко коснулась пальцами клавиш, клавиши тоже были холодными, будто я погрузила руки в чистейшую дождевую влагу… Что же удивительного, если музыка казалась мне всплесками капель в саду? Эта мысль пронзила меня иступленным восторгом. Я трижды сыграла короткую сонату, наслаждаясь роскошью ее арпеджио и рулад, которые я брала тихо–тихо, пианиссимо, чувствуя, будто помогаю падать дождю… Боже! Если бы я знала тогда сюиту водяной музыки! Иллюзия была бы полной…
