Над нехитрым пирогом мы колдовали до вечера, перевернув кухню вверх дном. У нас было общее дело, и нам от этого стало просто и легко друг с другом. Но, отправив пирог в духовку и глядя, как он подрумянивается за стеклом, ты вдруг вспомнила, почему мы решили испечь его, и снова принялась плакать. Усевшись рядышком, я попыталась утешить тебя. «Не плачь, - сказала я, - пусть мне суждено покинуть этот мир раньше, когда меня не станет, я по-прежнему буду с тобой. Я оживу в твоих мыслях: ты увидишь деревья, огород, сад и тебе вспомнится то хорошее, что было между нами. Ты почувствуешь, что я рядом, если сядешь в мое кресло, а когда будешь готовить наш пирог, тебе вспомнится мое лицо с носом-пуговкой как у собаки».
Сегодня утром после завтрака я отправилась в гостиную и принялась расставлять по местам рождественские фигурки. У камина, как обычно, я расстелила зеленую бумагу, разложив на ней кусочки сухого моха и пальмовые листья, поставила хижину, в которой поселились святой Иосиф и Дева Мария; вокруг разбрелись бычки, свинки, ослик, толпа пастухов, женщины с гусями, музыканты, рыбаки, петухи, курицы, овечки и козлики. Сверху над ними клейкой лентой я прикрепила небо – холст синей бумаги; потом, сунув в правый карман звездочку, а в левый мудрецов с Востока, направилась на другую половину комнаты и повесила звездочку на сервант; внизу, рядышком, примостилась вереница волхвов и верблюдов.
Помнишь, когда ты была маленькая, ты с настырностью, присущей только детям, требовала устроить все «по-всамделишнему»: звездочка и три мудреца никак не могли очутиться сразу у яслей. Сначала их нужно было поставить подальше, и потом постепенно придвигать - сперва звездочку, и вслед за нею мудрецов. Точно так же ты запрещала класть Младенца Иисуса в ясли раньше времени - мы опускали его сверху, медленно, точно в рождественскую в полночь. Расставляя овечек на зеленом коврике, я вспомнила одну игру – ты придумала ее сама и могла играть в нее с утра до вечера. Наверное, тебе понравился пасхальный обычай – на Пасху, помнишь, я прятала в саду крашеные яйца, а ты их потом искала. На Рождество ты стала прятать овечек: когда я отворачивалась, ты хватала овечку из стада и укрывала в самом немыслимом месте, и потом возвращалась ко мне, жалобно блея. Тогда я бросала все дела и принималась искать – ты шла за мной по пятам, смеясь и блея – а я ходила по дому, приговаривая: «Где ты, заблудшая овечка? Откликнись, я тебя спасу».
