В надежде развеять остатки сомнений, один из ученых, наконец, решился задать вопрос, волновавший его больше всего: «А как насчет анархистов и революционеров? – спросил он. – Разве они исчезли?» «Разумеется, нет, - ответил с улыбкой их провожатый. – Они живут сами по себе глубоко подо льдом, в городах на Северном и Южном полюсе, так что при всем желании они не могли бы никому навредить».
«А что с армией? – спросил тогда другой ученый. – Почему не видно ни одного солдата?»
«Вооруженные силы упразднены», - ответил юноша.
Тогда двое ученых издали вздох облегчения: наконец-то человек одумался и оставил путь греха; но провожатый, словно прочитав их мысли, поспешно добавил: «О нет, дело вовсе не в том, что человек не утратил страсть к разрушениям. Увы, он лишь научился держать себя в руках. Солдаты, пушки, ружья безнадежно устарели. Им на смену пришло маленькое, но невероятно мощное устройство - именно поэтому теперь нет войн. Стоит всего лишь взобраться на гору и уронить его с большой высоты - и весь мир разнесет на клочки».
«Анархисты», «революционеры» - какой ужас несли в себе эти слова в годы моего детства! Тебе, наверное, это покажется странным, но не забудь, что мне было семь лет, когда случилась Октябрьская революция. Из перешептываний взрослых я понимала: творилось что-то страшное; одна моя одноклассница сообщила, что вскоре казаки доберутся до Рима, и лошади их будут пить воду из фонтанов у Собора Святого Петра. Дети впитывают ужас, как губки, и эта картина поразила мое воображение: по ночам, засыпая, казалось, я слышала топот копыт где-то вдали, на Балканах.
Кто бы мог тогда подумать, что мы увидим совсем иные ужасы, и куда страшней, чем лошади на улицах Рима! Прочитав ту книжку в детстве, я принялась считать, сколько лет осталось ждать: может, и я увижу своими глазами чудеса двадцать первого века? Дожить до девяноста лет мне казалось хоть и непростой, но вполне посильной задачей. Эта мысль немножко пьянила, я словно бы ощущала превосходство над теми, кого в двухтысячном году уже не будет на свете.
Теперь осталось всего несколько лет, но я знаю, что и меня не будет на свете. Меня это печалит? Я тоскую о прошлом? Вовсе нет. Просто я очень устала. Из всех обещанных чудес на моем веку люди сотворили лишь одно: маленькое и мощное устройство. Не знаю, может в конце жизни так происходит со всеми, может, каждый чувствует, что жил слишком долго, слишком много повидал на своем веку. Не знаю, так ли было в древние времена. И все же, когда я думаю о нашем столетии, большая часть которого прошла на моих глазах, у меня возникает чувство, что каким-то образом время ускорилось. Конечно, в сутках по прежнему двадцать четыре часа, и если день растет, то ночь убывает, или наоборот, в зависимости от времени года. Точно так же было и в каменном веке. Солнце садится и встает. С астрономической точки зрения может и поменялось что-то, но едва ли существенно.
