Митридат кивнул:
— Вот именно. Царь решает, министры и придворные советуют, а народ повинуется. Так было, так есть, и так будет всегда.
— Без сомнения, ты прав. — Фразу Полидора несколько испортил широкий зевок. — Прошу прощения, о великолепный сарис. Я думаю, что уподоблюсь твоим слугам. — Он развернул свое одеяло и обернул его вокруг себя. — Не присоединишься ли к нам и ты?
— Скоро.
Полидор не захрапел, а просто вскоре ровно задышал во сне. Митридат какое‑то время еще бодрствовал. То и дело его глаза обращались к мешку с черепками, лежащему у изголовья Раги. Он пытался вообразить, как жили афиняне до прихода Хсриша Завоевателя. Если крестьяне, горшечники и прочие простолюдины управляли собой сами путем подсчета черепков, то пытались ли они изо всех сил узнать об афинских государственных делах как можно больше, дабы сделать разумный выбор, когда придет время класть черепки для подсчета в корзину — или что они там еще делали? Каково было, скажем, хозяину питейного заведения забивать себе голову заботами, приличествующими высокородному повелителю?
Евнух пытался все это вообразить, но у него не получалось. Для него это было не менее чуждым, чем вожделение. Он знал, что хотя сам он такое чувство испытывать и не мог, но полноценные мужчины могли. Наверное, и у афинян могло быть нечто такое, что у него явно отсутствовало.
Оставив свои попытки, он завернулся в одеяло, дабы немного отдохнуть. Когда он уже почти поддался сну, его воображение вдруг разыгралось. Ему неожиданно привиделась такая картина — всей огромной Персидской империей управляли люди, пишущие на черепках. Перед его взором вставали целые войска писарей, пытающихся перевезти черепки и пересчитать их. Он видел груды горшечных обломков, поднимающиеся в небеса. Уже окончательно засыпая, он засмеялся над собственной глупостью.
* * *
Каким бы третьесортным городишкой Пирей ни был, а все же после нескольких дней, проведенных в развалинах мертвых Афин, Митридат был рад и такому. Он заплатил Полидору за услуги пять золотых дариков. Эллин низко поклонился:
— Ты весьма щедр, о великолепный сарис.
Митридат подставил щеку для поцелуя, после чего сказал:
— Это в полной мере заслуженная награда за твою помощь, о добрый Полидор.
— Тогда да будет мне позволено удалиться, чтобы посмотреть, сколько работы скопилось у меня на столе за время моего отсутствия.
Митридат кивнул, после чего Полидор поклонился и ушел. В последний раз обернувшись и помахав рукой, он быстро исчез в толпе, заполнившей улицы порта.
