Ни один посвященный не может унести из Агартты подлинных текстов ее научных трудов, ибо, как я уже говорил, они выгравированы на камне в виде непонятных для толпы знаков.
Одна лишь память может сохранить их, и это-то обстоятельство заставило Платона сказать следующий странный парадокс: «Наука была потеряна с того самого дня, когда была написана книга».
Но в некоторых случаях нельзя унести даже собственных рукописей.
Вот почему Сакиа-Муни в шестом веке до нашей эры, вернувшись однажды к себе, испустил страшный крик, не найдя более в своей келье тетрадей, которые он там оставил.
Он почувствовал себя мгновенно потерянным, ибо рассчитывал на это сокровище, чтобы вызвать революционное движение, которое он подготовлял в тишине.
Напрасно бежит он к центральному Храму, где пребывает Брахатма: двери этого храма остались запертыми.
Тщетно в течение всей ночи он пускал в ход все, чему научили его занятия Магией: Прорицательная наука высокого Святилища все предвидела и заранее знала.
И после своего бегства основатель Буддизма мог диктовать своим первым ученикам лишь то, что была способна удержать его память.
Эти слова будут услышаны буддистами и через них достигнут вершины их иерархий, вплоть до Парпвены из Коломбо и Понтифа Сюмангалы.
Моя цель: произнося их, вызвать всюду взаимный Союз Храмов, ибо буддисты полны заслуг и добродетелей и Брамы Агартты пребывают для них истинными иерофантами.
Я только что сказал, что до своего последнего бегства уважаемый Сакиа-Муни не смог заставить открыться двери центрального Святилища, где пребывает Брахатма, ибо, поистине, порог этого Святилища является недоступным без воли последнего. Подвальный этаж его выстроен магически, различными способами, в которых Божественное Слово играет роль, как во всех древних Храмах.
За исключением Человека и разумных Сил Неба ни одно земное существо не может там жить, ни один растительный или животный зародыш не может там сохраниться.
Проникнем в эту Скинию — и мы увидим там Брахатму, прототипа Абрамидов Халдеи, Мельхиседека Салема и иерофантов Фив и Мемфиса, Саиса и Аммона.
За исключением самых высоких посвященных, никто никогда не видал лицом к лицу Верховного Понтифа Агартты.
Однако во время некоторых хорошо известных, например в Джагренате, церемоний он является перед взорами всех в своих сверкающих одеждах.
Верхом на белом слоне он сияет от тиары до ног ослепительным для всякого взора светом. Совершенно немыслимо рассмотреть черты его лица, ибо целая бахрома из бриллиантов, отражая солнечные лучи, покрывает его лицо непроницаемым пламенем.
