Что до должностных лиц заокеанской республики, то описанного Марком Твеном некоего О’Рейли поймали на крупном воровстве. Он тут же спрятался, сумев избраться вместе с сообщником в законодательное собрание штата Нью-Йорк, а когда их все же привлекли к судебной ответственности, «наша восхитительная система суда присяжных дала возможность обоим преследуемым чиновникам в отставке обеспечить себе присяжных в составе девяти пациентов ближайшего сумасшедшего дома и трех ученых джентльменов, прошедших полный курс наук в тюрьме Синг-Синг, — и вот их репутация полностью восстановлена. К законодательному собранию взывали, чтоб оно изгнало их из своей среды, но оно не вняло призывам. Ведь это было все равно, что просить детей отречься от родного отца. То было вполне современное законодательное собрание».
Читатель без труда обнаружит в «1876» твеновские интонации, хотя иной раз может сложиться впечатление, будто Видал несколько критически относится к своему предшественнику. Впрочем, колкости в адрес Твена не должны никого вводить в заблуждение. Видал движется, в общем, по проторенной дороге, но там, где сатирик-Твен не оставляет камня на камне, исторический романист Видал предпочитает иронию. Что же до Генри Адамса, то в «1876» воскрешен вымышленный барон Якоби из «Демократии». На то — особое внимание к Адамсу — есть веские причины.
Нашумевший в 1880 году роман «Демократия» вышел анонимно. Авторство приписали кружку Генри Адамса, Джона Хэя и Кларенса Кинга, лиц весьма приметных в высшем американском обществе. Г. Адамс — маститый историк, правнук и внук двух президентов Адамсов; Дж. Хэй — бывший помощник президента Линкольна, литератор и дипломат, на склоне лет, уже в XX веке, в течение восьми лет государственный секретарь; К. Кинг — публицист. Все они тогда «открестились» от «Демократии». Загадка разрешилась только в 1918 году после смерти Г. Адамса. Выяснилось, что историк, автор многих книг (в том числе девятитомной истории США в эпоху Джефферсона и Мэдисона), написал еще и этот роман. Отнюдь не из любви к изящной словесности, а по повелительной необходимости, как представлялось дело в его кружке. Адамс, Хэй и Кинг — зрелые сорокалетние люди, пресловутые американские прагматисты — сочли нужным глава за главой читать и обсуждать роман, править его, в общем, тратить время. Чего ради?
Они, плоть от плоти высшего класса Америки, были безмерно обеспокоены — страна стояла на распутье. Прошло полтора десятка лет после победы Севера над Югом в Гражданской войне. Драгоценная Свобода, за которую пролили море крови, обернулась торжеством «грубого индивидуализма», оргией разнузданной наживы; богатые становились богаче, бедняки беднели, хотя у них-то и без того мало что было. На глазах происходила резкая поляризация общества. Не надо было обладать острым зрением, чтобы увидеть: все это было чревато громадным социальным взрывом. Бизнес угрожающе вторгался в политику в том государстве, которое, по американской мифологии, было достаточно отлажено — демократия с весьма широким, по критериям века, избирательным правом и прочими атрибутами, введенными еще «отцами-основателями» как раз для предотвращения социальных потрясений. Если так, рассудил Г. Адамс с друзьями, то каковы перспективы демократии, способна ли она оказаться надежной дамбой против «опасных классов», как именовал американский пролетариат Дж. Хэй.
