Она сглотнула.
— Хенрик?
Ни звука.
— Хенрик, пожалуйста, давай поговорим. Ты не мог бы просто объяснить мне, что происходит.
Ни шороха.
— Ты не можешь хотя бы объяснить мне, почему ты так сердишься? Что я такого сделала?
Перевернувшись на бок, он натянул на себя одеяло. По ее голосу он мог догадаться, что ей грустно, ей действительно было грустно, но, даже почувствовав это, он предпочел не отвечать. Словно она ни о чем не спрашивала. Он убивал ее своим молчанием. Откинувшись назад, она прикрыла глаза, пытаясь заглушить отчаяние, которое разрывало ей горло и рвалось наружу. Загнанный зверь с обостренными боевыми инстинктами, который не понимает, где враг. Она просидела так довольно долго, но потом ноги сами переместили ее назад, в супружескую спальню.
Когда она наконец улеглась, он вышел в туалет.
Оставил ее одну.
На часах было пять, когда она уснула. В семь ее разбудил хлопок входной двери. Спросонок подумалось, что он поехал за Акселем, чтобы отвезти его в сад.
Лежа в кровати и не в силах пошевелиться, она следила за секундной стрелкой на наручных часах. С каждым новым прыжком стрелка все дальше уводила ее от здравого смысла. Как же ей со всем этим разобраться?
От внезапного телефонного звонка у нее перехватило дыхание. Она ответила только потому, что это мог быть он:
— Эва.
— Привет, это я.
— А, здравствуй, мама.
Она снова легла.
— Ну как вы вчера?
— Спасибо, хорошо. А как Аксель?
— Все в порядке, но в половине второго он проснулся и загрустил. Он очень хотел позвонить, хотя мы говорили, что уже поздно. Мы пробовали звонить вам на мобильные, но вы их отключили, а домашний был все время занят. Вы хорошо провели время?
Домашний телефон был все время занят?
— Да, очень.
Кому он мог звонить так поздно? Никаких звонков не было. И при переадресации она бы все равно услышала сигнал.
— Мы с папой хотели позвать вас в воскресенье на ужин. У меня лосятина лежит еще с осени, все хочу что-нибудь из нее сделать. Я забыла спросить у Хенрика, но за календарем все равно ведь следишь ты. Хенрик, кстати, стал таким стройным. Похудел килограмма на два, да?
Она снова села. Внезапно стало трудно дышать.
— Алло.
— Да.
— Ты здесь?
— Да.
— Так как насчет ужина в воскресенье?
Ужина? В воскресенье?
— Кажется, мы не сможем. Мама, слушай, мне уже пора бежать, я уже в дверях, давай потом созвонимся.
Она нажала на рычаг указательным пальцем и осталась сидеть, держа в руке онемевшую трубку. Как же она могла быть такой слепой. Такой до глупости доверчивой? Точно в магнитном пазле, все фрагменты вдруг сами встали на свои места. Поздние встречи. Конференция на Аландских островах с каким-то неизвестным ей заказчиком. Телефонные разговоры, обрывающиеся с ее появлением.
