— Ну ты даешь, — покачал головой Каток.
После чего снова взял ножик для вскрытия писем.
Очень медленно повернул его в руке. От того, что я наблюдал, как он играет с орудием убийства, патроны к моему револьверу не приближались.
— Чего ты хочешь? — спросил сержант, не сводя глаз с ножика для вскрытия писем. — Ты же помнишь: когда я последний раз одалживал тебе доллар, я сказал, что это последний раз. Так чего же ты хочешь? Что я могу для тебя сделать? Только показать дорогу к мосту Золотые Ворота и вкратце объяснить, как прыгать. Когда ты выкинешь из головы эту блажь, что ты — частный сыщик, устроишься на оплачиваемую работу и слезешь с моей шеи? Идет война. На войне все нужны. Ты же, наверное, что-то умеешь, правда?
— Мне нужна твоя помощь, — сказал я.
— Ах черт.
Он наконец поднял голову. Отложил ножик для вскрытия писем, полез в карман и достал горсть мелочи. Очень вдумчиво отобрал из нее пару четвертаков, два дайма и никель. Выложил их на стол, после чего пододвинул мне.
— Это все, — сказал он. — В прошлом году ты стоил пять баксов, затем подешевел до одного. Теперь ты — семидесятипятицентовик. Найди себе работу. Ради всего святого. Есть же такое, что ты умеешь делать, нет? Одно я знаю точно: это не детективная работа. Мало кто согласится нанимать сыщика, у которого только один носок. Таких людей, наверное, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Я надеялся, что Каток не заметит, но он, конечно, заметил. Одеваясь утром, я думал о Вавилоне и не обращал внимания, что у меня всего один носок. Пока не вошел в Зал правосудия.
Я хотел было сказать Катку, что мне его семьдесят пять центов не нужны — хотя, разумеется, они мне были нужны, — и на самом деле я пришел за патронами к моему револьверу.
Я попробовал оценить ситуацию.
Выбор ограниченный.
Я мог бы взять семьдесят пять центов и остаться во всеоружии или мог бы сказать: нет, денег мне не надо. А надо мне патронов к револьверу.
Если я возьму семьдесят пять центов, а после этого попрошу патронов, у него в самом деле может трубу разорвать. Тут нужно быть очень осторожным, ведь, как я уже сказал, он — один из моих друзей. Можете себе представить, на что похожи те, кто меня недолюбливают.
Я посмотрел на семьдесят пять центов у него на столе.
И тут вспомнил одного знакомого мелкого преступника, жившего на Норт-Бич. И вспомнил, что некогда у него имелся револьвер. Может, и до сих пор есть — тогда я смогу раздобыть патронов к своему.
