Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По | страница 26



Нельзя сказать, однако, что месть Картрайту полностью занимала мое воображение. Господствовала в голове мысль о странном вчерашнем альбиносе и его таинственном документе. Я настолько погрузился в размышления о предстоящей стодолларовой работе, что начисто забыл о трагическом происшествии, занимавшем громадный город.

И город тут же напомнил мне о своих заботах. Лишь только я отошел от порога дома, как ухо резанул вопль мальчишки-газетчика.

— Экстренный выпуск! Последние подробности! — надрывался малолетний торговец новостями. — Убийца девочек все еще на свободе! Полиция допрашивает индейцев Барнума! Разъяренная толпа атакует музей!

Барнум мой друг, и я не мог не поморщиться, услышав такого рода известия. Особенно обеспокоила меня фраза о нападении толпы на Американский музей. Я сразу вспомнил вчерашних оборванцев, вызывавших омерзение поведением и вульгарной манерой речи. Не эти ли негодяи штурмовали заведение Барнума? Так как музей находился на полпути между моей квартирой и редакцией, я решил нанести давно запланированный визит «королю зрелищ».

Через десять минут я увидел впереди его заведение. Здание барнумовского зрелищного предприятия бросалось в глаза уже за несколько кварталов. Одержимый страстью к саморекламе, Барнум превратил свою собственность в громадную архитектурную иерихонскую трубу, сокрушающую не слишком прочный разум почтеннейшей публики. Над крышей трепетала на ветру безвкусная пестрятина флагов. Фасад, как свиная туша на схеме разделки в лавке мясника, расчленен плакатами и транспарантами, прославляющими чудеса, коими можно насладиться, попав внутрь. Имя Барнума, выписанное громадными пурпурно-красными буквами, венчает это чудо. Заведение Барнума выделялось на трезвом сером фоне города, как цирковой клоун, вломившийся по ошибке на собрание пуритан.

Вопящий декор дополнял непрерывно дудящий с балкона над входом духовой, с позволения сказать, квартет. Приблизившись, я смог разобрать, что они, как всегда, нещадно фальшивя, превращают популярный «Веночек» из «Лукреции Борджиа» синьора Гаэтано Доницетти в спутанную кучу вырванных при прополке огорода сорняков. Режущая слух, перекрывающая неумолчный уличный шум какофония этих недомузыкантов предназначалась, по моему мнению, не для заманивания посетителей, а для того, чтобы они сбежали внутрь здания в надежде спастись от шума.

Подойдя ближе, я увидел, что, несмотря на ранний час, у входа в музей собралась немалая толпа. Так как люди стояли довольно далеко от входа, было ясно, что они не собираются посетить музей.