* Это игра, игра на миллион долларов (англ.).
К половине седьмого Джед, обалдев от суеты своих сподвижников, заявил, что пойдет прогуляться, «просто погуляю, прошвырнусь на свежем воздухе, не волнуйтесь, мне полезно».
Его заявление грешило чрезмерным оптимизмом – он понял это сразу, как вышел на бульвар Венсена Ориоля. Гипермаркет «Казино» и заправка Shell были единственными заметными в округе очагами жизнедеятельности, социальными, если угодно, предложениями, призванными пробудить желание, счастье, радость. Эти местные достопримечательности Джеду были давно знакомы; долгие годы он являлся постоянным клиентом «Казино», потом, правда, переключился на «Франпри» на бульваре Л’Опиталь. Что касается заправки Shell, то ее он тоже знал как облупленную: по воскресеньям он частенько пополнял тут свои запасы чипсов Pringles и минеральной воды Нёраг, но сегодня он мог без них обойтись, после вернисажа был запланирован коктейль, все как у людей, они даже пригласили ресторатора.
И все-таки Джед зашел в «Казино» вместе с несколькими десятками других покупателей, тут же обратив внимание на очевидные усовершенствования. Возле книжного отсека, на прилавке с прессой, предлагался широкий выбор ежедневных газет и журналов. Свежая итальянская паста в ассортименте поражала своим разнообразием, ничто, судя по всему, не могло притормозить победное шествие свежей итальянской пасты; но, главное, в зоне фуд-корта появился новенький, с иголочки, великолепный салат-бар самообслуживания, причем некоторые из полутора десятков наименований выглядели более чем аппетитно. Ради этого ему захотелось сюда вернуться; ради этого ему зверски захотелось сюда вернуться, как сказал бы Уэльбек, об отсутствии которого Джед вдруг остро пожалел, стоя перед салат-баром, где несколько женщин среднего возраста с недоверчивыми минами обсуждали калорийность ингредиентов. Он знал, что писатель разделяет его пристрастие к супермаркетам, поистине супермаркетам, любил он повторять, и его мечту, чтобы в более или менее утопическом будущем в результате слияния разных сетей образовался бы единый тотальный гипермаркет, удовлетворяющий всю совокупность человеческих потребностей. Вот бы хорошо зайти вместе в обновленный «Казино» и пихать друг друга локтями, заметив целые стеллажи прежде не существовавших продуктов либо новый метод этикетирования, такой исчерпывающий и понятный!
Не нахлынули ли на него, часом, дружеские чувства к Уэльбеку? Ну это было бы преувеличением, да и вообще Джед полагал, что не способен на чувства такого рода: он прожил отрочество и первую половину юности, не попав в сети слишком пылких дружб, хотя именно эти периоды жизни считаются наиболее благоприятными для их расцвета; в общем, маловероятно, что приятельские отношения ни с того ни с сего возникнут теперь, на склоне лет. Но так или иначе Джед рад был с ним познакомиться, а главное, ему очень понравился текст Уэльбека, он даже подумал, что автор проявил поразительную интуицию, при явном отсутствии у него знаний о живописи. Разумеется, Уэльбека пригласили на вернисаж; он ответил, что «постарается зайти», из чего следовало, что шансы увидеть его близки к нулю. Когда Джед общался с ним по телефону, тот предвкушал предстоящее обустройство нового дома: два месяца назад, совершая своеобразное сентиментальное паломничество в деревню, где прошло его детство, Уэльбек обнаружил, что дом, в котором он вырос, выставлен на продажу. Сочтя это «настоящим чудом» и знаком судьбы, он тут же, не торгуясь, купил его и перевез вещи, большая часть которых, кстати, так и не была распакована, и теперь обживался. Короче, ни о чем другом он говорить не мог, и картина Джеда, судя по всему, интересовала его меньше всего; однако Джед обещал доставить ее лично через недельку после вернисажа, чтобы запоздалые журналисты успели посмотреть выставку полностью.
