— Что с тобой? Зачем ты так руки держишь? Кстати, — без малейшей паузы продолжал он, — Боря говорил, что ты получил партию отборных мандаринов. Не мо...
— И не проси, — сказал я. — Отныне здесь нет места либерализму и мягкотелости.
Когда бы в лавке раздался вулканический гром, когда бы за моей спиной вдруг появился сам футболист Блохин, и то дед не так поразился бы. Некоторое время он стоял с выпученными глазами и разинутым ртом, а затем вылетел прочь и побежал по улице, часто оглядываясь в мою сторону.
— Вот так-то, — проговорил я, хотя на душе у меня было нервозно. — Так будет с каждым, кто сунется теперь не как все, законно, в порядке общей очереди, а воровски, через служебный вход. Да приди сюда сама тетя Мэри, которую боится даже ее муж, брандмейстер Харлампий, и ее я отпра...
— К тебе можно? — раздался зычный баритон тетушки Мэри. — Ты здесь, Андрей? Племянник! Я пришла тебя поздравить с наступающим и...
— Попросить у меня ящик мандаринов? Не так ли, тетя? — съязвил я и еще более энергично скрестил руки.
— Какой ты умный, племянник! Какой догадливый! — Тетя засияла, как новый светофор у крытого рынка. — Какой отзывчивый к родным людям...
— Никогда! Нет и еще раз нет. На этот раз вы заблуждаетесь. Да приди сама прапрабабушка моей жены, и то она ушла бы ни с чем. Давайте же жить честно, без кумовства...
Никогда не забуду тетиного взгляда. Сначала он был зеленый, кошачий. Затем стал желтым, как у рыси. И уже поодаль, где тетя Мэри остановилась, чтобы еще раз проклясть меня, ее глаза засверкали львиным блеском.
Тем же способом я спровадил двух кузенов, одну племянницу и трех деверей, а также человека, который горячо называл меня братом, хотя я ни разу в жизни его раньше не видел.
Я уже собирался уходить, когда к лавке подъехала санитарная машина.
— Собирайся, поедем, — постно сказал мне близкий друг Ваня, шофер « Неотложной помощи». — Родственники говорят, что ты утверждаешь, что ты Наполеон. Нет? А кто ты? Миллиардер Хант? Ну, давай, давай, поедем. Отдохнем. Впрочем, если ты дашь мне ящик цитрусовых, я выхлопочу тебе хорошую койку в уютной палате...
Я вынул железный прут из ставней и медленно пошел к машине. Ваня тут же дал задний ход. Я помахал прутом перед радиатором.
— Дурак! — обиженно кричал, отъезжая, Иван. — Кретин! Я же по-дружески: ты мне мандарины, я тебе самую новую элегантную смирительную рубашку! По-хорошему, по знакомству!..
Он еще долго вопил в переулке, но уехал ни с чем.
