Сами морпехи умели только одно: сводить с ума, приносить горечь, наводить страх и убивать. Во всем этом они знали толк и, больше того, получали от своих действий наслаждение. Безумие? Не больше, чем все происходящее, безумной была вся их искаженная философия жизни. «Бери от жизни все и посылай подальше командиров», — могли бы они сказать, и примерно такие слова писали ребята на своих касках и бронежилетах, чтобы офицеры хорошенько все видели. (Один парень даже сделал такую татуировку на плече.) Но иногда они смотрели на вас и смеялись долго и беззвучно, смеялись над самими собой и над вами — за то, что вы прилетели сюда, хотя вовсе не обязаны. Да и чему мог научиться восемнадцатилетний пацан за месяц патрулирования своей зоны? Такие шутки были неотъемлемой частью сильнейшего страха, чтобы можно было умереть с улыбкой на устах. Они даже писали песни, письма матерям погибших товарищей с такими примерно словами: «Не повезло, не повезло, вашего парня убили, ну и хер с ним, он был всего лишь морпех…» Они были дикарями и добряками одновременно, их естество делало их жестокими, лишало рассудка, но часто необычайно украшало. Морпех не знал жалости ни к кому, не знал независимо от его возраста, образования и времени года.
И они были убийцами. Конечно; а чего еще от них можно было ждать? Дух убийства поселился в них, овладел ими, наделил их жертвеннической силой, наполнил жаждой одновременно Мира и Смерти, изменил их так, что они больше никогда уже не могли спокойно говорить о Худшем Деянии на Земле. И если вы хорошенько с ними познакомитесь, то уже не будете счастливы (в самом убогом смысле — что перед вами открывается вся картина войны) ни в каких других воинских частях. И, само собой, этих несчастных придурков знал весь Вьетнам. Если вы проведете среди них несколько недель, а потом попадете в обычную армейскую часть, скажем в 4-ю или 25-ю дивизию, то возможен такой разговор:
— Куда ты пропал? Давненько тебя не видели.
— Торчал в Первом корпусе.
— С морпехами?
— А с кем же еще?
— Да уж, парень, тебе крупно повезло! Морпехи. Мать их…
— Кесан — западный рубеж нашей обороны, — сделал предположение командующий.
— Кто вам это сказал? — поинтересовался проверяющий из Вашингтона.
— Ну… все так говорят!
Сами морпехи Кесан так никогда не называли, даже их офицеры, которые тактически смотрели на ситуацию именно таким образом. Морпехи даже не именовали происходившее там в течение семидесяти шести дней осадой. Все это — выражения Командования по оказанию военной помощи Вьетнаму, да еще журналистов, которые тем самым только выводили из себя морпехов. Пока один из батальонов 26-го полка морской пехоты находился за пределами базы (из Кесанвилля гарнизон убрали, и город бомбили, но морпехи все еще патрулировали его окрестности и занимали позиции на ближайших холмах), пока самолеты доставляли снаряжение и боеприпасы, это не была осада. Морпехов можно окружить, но не взять в осаду. Но как бы это ни называли, ко времени наступления «Тет», через неделю после начала артобстрелов Кесана, обеим сторонам стало ясно, что сражение неизбежно. Никто вокруг меня не сомневался, что предстоит отражать наземные атаки и что это будет яростная и жестокая схватка.
