— Тебе, Йолла, повезло, — с той же веселой улыбкой затараторил великий вождь. Говорил он правильно, произношение только оказалось чудное, немного непривычное. — Если бы ты на людей из моего племени наскочила — конец сразу. — Уголек провел ладонью по горлу.
— А на кого я наскочила?
Пока парнишка болтал, Йоля осматривалась. Они сидели посреди лагеря кочевников. По их меркам, наверное, большой лагерь. Палатки из шкур, навесы, за оградой из колючек бродят манисы… Людей тоже много, Йоля сразу насчитала четыре десятка, а на самом деле их еще больше, потому что за палатками тоже движение и шум. Дикари как дикари, она таких уже встречала — тощие, загорелые, увешанные ожерельями из клыков, когтей и прочей ерунды. Женщин не видно, только воины.
— Это был Байгу Скат, — тем временем рассказывал Улла-Халгу, — он тоже великий вождь, но я главнее. Вот он поэтому и носится кругом со своими воинами, храбрость показывает. Я-то большой вождь, главный, мне можно спокойно сидеть, ему нельзя.
— Очень храбрый, ага! — Йоля фыркнула. — Всем скопом на меня навалились. Был бы твой Скат один, я бы его сделала.
— Вождь не должен один, — Уголек не уловил сарказма, — для вождя довольно, если он правильно воинам прикажет, чтобы они победили. Все равно победа его, хотя сражались воины. Байгу большой, но глупый, он не понимает, как быть вождем, первым в бой бросается. А я понимаю. Хорошо, глупый Байгу хотя бы помнит, что меня нужно уважать. Я же самый великий вождь во всей Донной пустыне!
— А я думала, самый мелкий.
Йоля не знала, как себя со старым знакомцем держать. Вроде бы Уголек враждебности не проявлял — освободил ее от веревок и говорит по-доброму, но кто их, дикарей, разберет? Может, смотрит и прямо сейчас мысленно выбирает, с какой части тела начать ее, Йолю, есть? Она поискала взглядом свой нож — Уголек сунул его за пояс, сразу не выхватить, — приметила подходящий камень, с острыми краями и чтобы в кулак удобно ложился, и подкатила ногой поближе. Кроме камней, ничего полезного здесь не наблюдалось, Пустошь — она и есть Пустошь, пыль да камни.
Уголек не обращал внимания на эти маневры и с воодушевлением рассказывал, тряся косичками:
— Я не мелкий. Я главный вождь. Мой дед был самый главный вождь Донной пустыни, но мой папка прежде него ушел к духам.
— Пустыня забрала? — Йоля понимающе покивала и перекатила облюбованный камень еще ближе, теперь до него можно было дотянуться рукой.
— Папку пустыня любила, раньше времени не звала! — Уголька, похоже, обидело предположение Йоли. — Злые люди убили. Он на них охотился, он великий воин был, великий охотник, всегда много добычи, при нем племя никогда не голодало! Все старики моего папку хвалят, все хорошее говорят! Но те люди, на которых он охотился, оказались слишком злые, убили папку. После этого мои дядья стали спорить, кто вождь. Вообще-то мое право выше, но я молодой был — кто за меня встанет? Никто не встанет, кроме родовичей, а они старики. Старики — плохие воины. Воевать не могут, хороший совет дать могут. Сказали: уходи, великий вождь, укройся. Я подался к чужакам. К таким, как ты, людям мокрой земли. На сухой земле все меня знают, я же великий вождь! Пришлось к чужакам… Неправду вашим сказал, конечно, будто меня из племени выгнали, будто к своим мне дороги нет, поэтому я верным буду. Аршак учеником взял. Ха! Каким учеником? Меня пустыня любит, я ее хорошо знаю! Лучше Аршака знаю! Я сам могу таких Аршаков учить!
