Издатель устало смеялся, жалобно взглядывая на секретаршу, третий раз напоминавшую: полная приемная! – Володя, не купят. Купят! Не ку-пят. Купят!!! – хочешь? Шах совал под нос маловеру бледный ксерокс своих уроков – пачку листков толщиной в ученический дневник имперских времен – вот это, в любом магазине за месяц продастся не меньше ста штук – по двадцать рублей (половина стипендии хорошиста), без всякой рекламы! Издатель, теряя силы от смеха (по двадцать рублей!) и терпение (Шах доставал даже близких людей, пробивая свое дело), махал: пожалуйста, я договорюсь, на проспекте Мира магазин, выкладывай, попробуй продай. По двадцать рублей!
Месяц, каждый день, Шах подвозил на своей «шестерке» учеников, знакомых, друзей, цирковых артистов, первых встречных в переулок на проспекте Мира и отсчитывал по двадцать рублей в руки – пассажиры, огибали большой серый дом и входили в книжный магазин. Близоруко пощурившись на дальние полки (в прежних магазинах книгу в руки не возьмешь), пролистав с фальшивым интересом партийные коммунистические брошюры, посланцы Шаха спрашивали стиснутыми голосами, с нехорошим предчувствием разведчика-нелегала, переступившего порог проваленной явки: а-а, что, что-нибудь про машинопись у вас есть? Какой-нибудь там, самоучитель… Кассир переставала пробивать, снимала очки и просила отодвинуться очередь, чтобы лучше видеть. Продавцы бросали свои отделы (еще один!) и выстраивались за одним прилавком в ряд, как на школьной фотографии, молча и зазывно улыбаясь. Покупателя незримым течением несло к этому прилавку с той же скоростью, с которой струйка пота преодолевала его позвонки (ведь ничего плохого я не делаю?! господи, вечно этот Шах!). Вот тут у нас есть несколько пособий по машинописи! вот, пожалуйста! вот – сочно выговаривала та продавщица, которая в школе занималась в драмкружке, остальные сочувственно разглядывали руки покупателя, которые брали, перелистывали и вертели эти самые пособия, а потом принимались щипать одна другую под блеяние: а я-а-а вот слышал, что е-есть такая книжечка такая по машинописи, Шахиджаняна, что ли, какого-то, что можно купить. Вот это? – единственная продавщица, что не ржала, достала из картонной коробки стопочку листов, сдерживаемых скрепкой – двадцать рублей, пожалуйста!
Смятенный, униженный покупатель грубо совал Шаху то, зачем его посылали, и обиженно забирался в машину – раз в три дня Шах забирал из магазина выручку и пускал деньги по новому кругу, через полгода издавал книгу, собрав под одно название сто тысяч подлинных заявок – одними умелыми разговорами по телефону! трубя о будущей книге в каждой газете, продавая ее самолично раз в неделю в Доме книги – в университете Шаха ненавидели, они не чуяли время, не важно: кто написал, как, что – важно, что продается. А Шах умел продавать. И дальше – книгу за книгой: книга про сексуальную жизнь, книга про гомосексуализм, книга про собак, «Учись говорить публично», «Путь к себе», анекдоты, издания, переиздания, сайт в Интернете, толпы учеников, влюбленные поклонницы, обещавшие повеситься от невзаимности на дверной ручке, – все, что делал Шах, было ему очень, действительно, понастоящему интересно – он жил не для денег, но свой интерес он хорошо продавал!
