Кати в Италии | страница 16



Минутой позже я уже была в квартире, возле гуляша. Самое время! Я с любовью слегка полила его водой, а потом пошла и открыла Альберту и Еве, стучавшим в дверь.

— Цирк Шумана[33] никогда не слышал о тебе? — спросил Альберт.

Должна признаться, нет, не слышал! Цирк Шумана не имел ни малейшего представления о том, что одна из лучших воздушных акробаток прозябает в безвестности на улице Каптенсгатан. Альберт, вытянув руку, показал, что обкусал два ногтя исключительно на нервной почве. Я восприняла это как знак истинной дружбы. Ева накрывала на стол, все время непрерывно горько плача. Ее нервы обычно сдают потом, когда уже все в порядке.

Успокоившись, она позвонила Яну.

— Приходи сейчас же и съешь гуляш! — сказала она. — Мне так жаль тебя! Ты чуть не стал вдовцом, еще даже не женившись!

Ян тут же явился, и мы все вчетвером сели за стол, где на фоне голубой скатерти весело светились желтые ноготки.

— Как это так? — спросила я Яна. — Неужели нельзя получить медаль Карнеги, если с опасностью для жизни спасаешь гуляш? Ну хотя бы маленькую-премаленькую?

Но Ян так не думал.

Когда мы перешли к кофе и сигаретам, я сунула руку в карман платья проверить, нет ли там спичек. Спичек не было. Но было кое-что другое. Моя рука наткнулась на плоский маленький ключик! Так хорошо знакомый ключик от квартиры!

Я так рада, что не наткнулась на него, пока ползла по водосточному желобу. Думаю, тогда я непременно свалилась бы вниз.

VI

«За год многое может случиться!» — сказал Ян, и я все усердней ждала, когда же наконец все начнется. Идти по водосточному желобу, спасая запертый в квартире гуляш, я вовсе не считала «событием», так же как и то, что Ева выскочила на ходу из автобуса, упала, оцарапав лицо о землю, и потом долго не осмеливалась показываться на людях.

— Разве это не событие? — горько вопрошала Ева. — Чего тебе, собственно говоря, надо? Может, ты признала бы «событием» ужасное кораблекрушение?

Она недовольно смотрелась в зеркало. Вся ее левая щека представляла собой один сплошной большой синяк. Ева считала, что в ближайшее время внешние контакты ей совершенно противопоказаны. Естественно, ей необходимо было ходить в контору, но все остальное время она большей частью сидела дома, к великому горю и досаде толпы энергичных молодых воздыхателей, которые звонили ей, приглашая провести с ними вечер. Она вообще отказывалась встречаться с людьми.

Единственный, кого она, несмотря на все попытки, не смогла удержать на расстоянии, был Альберт. У него появилась привычка бродить по нашей квартире, словно он огромный добрый сенбернар. Как только Альберт освобождался от своих фильмов, он располагался у нас, явно собираясь делать это и в дальнейшем, даже если бы Ева вся превратилась в один сплошной синяк.