— Здесь нечего понимать. Я ведь тоже не хочу остаться одинокой, — прошептала она. — Ты поделишься собой со мною?
Я посмотрел на ее лицо, но в лунном свете разглядел только влажный блеск глаз на фоне матовой кожи.
— Не знаю, — признался я.
— Ты должен выбросить все из головы, — шепнула Валери. — Будь просто животным.
— Животным?
— Ты же животное, Джим. Самец. А я самка. — Ее ласки согревали. — Забудь обо всем и отдайся чувству. Разве это трудно?
— Не хочу… — Но я хотел. Я отчетливо понимал, о чем она просит, и хотел этого.
Придвинулся ближе. Чуть-чуть. Было страшно, но от нее хорошо пахло. Выбрось все из головы, советовала Валери. Но как? Ее рука снова прикоснулась ко мне.
Пальцы девушки блуждали по моему телу. Я не мешал им.
Хотя знал, что совершаю ошибку.
А потом… О, проклятье! Я совсем перестал сопротивляться.
Сказал себе, что могу совладать и с этим. Пусть все произойдет.
Она была нежной. Я тоже.
Она впала в неистовство. Спустя мгновение — и я тоже. От нее хорошо пахло.
Самец взгромоздился на самку.
Мы совершили это.
И я потерял себя.
Айзек, жуткий ловелас,
Брал девицу, и тотчас
Ей без боя он сдавался,
И в нее он погружался,
А если спешил, то чмокал анфас.
Лук не вызывает изжогу, он лишь делает ее интереснее.
Соломон Краткий.
Кто-то пел мне…
Когда я проснулся, Валери уже ушла.
Тем не менее откуда-то явственно доносилось пение.
Я выглянул за дверь. Там по-прежнему сидел хторр, повернув голову навстречу утреннему солнцу. Его розовый мех блестел.
Пел червь! Точнее, напевал про себя. Звук исходил из глубины его глотки. Задумался, что ли? Закрыв глаза, он, казалось, целиком ушел в себя. Трели были тоньше, чем вчерашнее урчание, но и в них слышался тот же глухой удовлетворенный рокот.
Замерев на пороге, я слушал. Червь проникновенно выводил свои трели. Мелодия была лишена земной гармонии, будто пел про себя размечтавшийся башни2, — это походило на песню без слов далекого хора… или на эхо чьих-то рыданий. Звуки доносились словно из-под земли и были зловещими, как горячий ветер пустыни. Я почувствовал себя неуютно, словно оказался непрошеным слушателем.
Но песня притягивала. Она была прекрасна.
По-видимому, я пошевелился или зашумел.
Червь внезапно оборвал мелодию и развернул свои глаза, размером с автомобильные фары, на меня. Мигнул. Спут-пфут. Затем повернулся и сам. Зевнул. Похоже, у него не меньше трех миллионов зубов.
— Гррп?
— О, доброе утро, — быстро ответил я.
— Врорр? — спросил хторр.
