В Самаре Клещ прижился, приказчиком у купца стал. Грамоте был еще с малолетства учен, даже арифметику знал. Спасибо дьячку станичному. Год прошел, другой, третий. Торговлишка шла, и Клещ при своем купце тоже разживался. С барками бывал и в Астрахани, и в Саратове, и до Москвы добирался, и аж до Питера. Хорош город Питер, да бока повытер!
Признал Андрюху на Васильевском острове помещичек один. Грешен был перед ним Клещ, крепко грешен. Дом пожег, пограбил, не один, конечно, а со товарищи, но было, было это…
Помещичек караул крикнул, но не дался Клещ. Попетлял, побегал — и ушел. В гавани спрятался, в тюках с пенькой. До ночи думал отсидеться, ан вышло по-иному: подошли трое картавых, немцы бременские: «Ты есть вор? Ком шнель с нами! Будешь матрозе! А если найн — полицай руфен!» Так Клещ моряком заделался. Недаром на барках плавал, и на море приобвык. Хоть и обидно было от Руси отбиваться — да куда денешься? И ушел Клещ в Бремен на вольном купеческом судне. Поначалу скучно было — языка не знал, да и немцы строги: «Арбайт, шайзе! Шнеллер, руссише швайн!» И в морду горазды, правда, вскорости Клещ от мордобоя даже ихнего боцмана отучил — так намолотил, что и сами бременцы порадовались. Еще годок поплавал Клещ с немцами и такую власть забрал, что шкипер его опасаться стал, взял да и рассчитал, сукин кот, в Роттердаме. Клещ к той поре по-немецки уже лопотать мог, да и по-голландски кумекал. Нанял его один баас, и поплыл Клещ аж на остров Яву. С немцами-то Клещ дальше Дублина не добирался, а тут — вона куда! Ну, повидал он мир, мать его за ногу! Бананы как огурцы жрал, а ананасы — как репу… Это на берегу, правда, а на борту больше солонину с горохом, но все одно — не каждому такое выпадает. Негров и арапов иного звания нагляделся на сто лет вперед. Убедился, что ни хвостов, ни рогов у них нет, что отмыть их никак невозможно, а бабы у них ничуть не хуже русских, особливо если месяца два с палубы не сходил… На Яву везли груз не шибко дорогой: сукно да полотно, железо да спирт, а вот обратно загрузились кофе, какао, пряностями, табаком да разными золотыми вещицами. Шли с караваном Ост-Индской компании, под конвоем, но во время шторма отбились. Поплыли было в одиночку, а тут пираты малайские. Шкипер сразу велел команде на брюхо ложиться: мол, грабьте, только отпустите душу на покаяние. А они, пираты, не только ограбили, да еще и головы рубить стали. — от скуки, что ли. Азия, известное дело. Голландцы лежат да молятся, а у Клеща, как на грех, все молитвы из головы выскочили — один мат на уме. Изловчился, вскочил, шибанул одного в морду, другого — в брюхо сапогом, саблю выбитую подхватил, да и пошел махать. Все одно на тот свет, так хоть не одному, а в компании. Двоих саблей повалил, голландцы повскакали, тоже начали отмахиваться. Андрюха факел запалил да и закинул на пиратскую посудину. Там как фукнет! Порох загорелся, паруса. Пираты к себе на судно — тушить, а Клещ с голландцами — по вантам, паруса поставили — и ходу. Шкипер после того дела Клеща зауважал. Боцманом сделал, даром что Клещ всего третий год как по морям скитался. Морское дело Андрюха уже понимать начал, но еще не совсем, однако во всякой снасти мог разобраться и командовать по-голландски был ловок — глотка крепкая.
