Испытание воли | страница 43



Но дома выглядит он по-другому. Он бьет слугу, что
                                                         возразить не смеет.
Он спит с его женой, не опасаясь, что муж когда-нибудь его
                                                         застрелит.
Другие люди одного с ним сорта хранят свои секреты
                                                         и не знают,
Что тот, кто с ними за столом сидит, грязнейшей похотью
                                                         одолеваем.
Следите за английским джентльменом. Не подпускайте его
                                                         близко, дамы.
Не в силах он бороться с искушеньем и следует своим
                                                         путем упрямо.

Какой же секрет скрывался за симпатичным лицом Чарлза Харриса? Что сделал этот «приятный» человек, отчего кто-то пожелал его уничтожить при помощи выстрела в упор из дробовика?


Бартон Редферн едва убрал кофейный прибор и повернулся, чтобы захромать к кухне, как вошел доктор Уоррен и, увидев Ратлиджа за столиком у окна, поспешил к нему.

— Вам лучше пойти со мной, — сказал он. — Они хотят линчевать этого придурка Мейверса!

Глава 5

Мейверс, окровавленный и распростертый в пыли у столба деревенского рыночного креста, изрыгал проклятия, в то время как дюжина мужчин пытались пнуть его и подтащить к широкому дубу, стоящему в стороне от лавок. На злых лицах была написана жажда убийства, и кто-то уже держал веревку, хотя Ратлидж не был уверен, намечена ли она для повешения Мейверса или всего лишь для привязывания его к дереву. Один человек принес лошадиный кнут, но, когда тяжелый удар, предназначенный Мейверсу, пришелся вместо этого ему самому по голени, он повернулся и взмахнул кнутом для воздаяния. Кнут щелкнул по толпе, и на момент казалось, что сейчас вспыхнет всеобщая драка. Мейверс продолжал обзывать всех непечатными словами.

Женщины спасались от хаоса в ближайших лавках, их испуганные лица белели в витринах, а лавочники, стоя в дверях, требовали, чтобы весь этот кавардак прекратился. Дети с плачем цеплялись за материнские юбки, четыре или пять собак, привлеченных шумом, возбужденно лаяли.

Хэмиш глухо ворчал, пока Ратлидж пробирался сквозь толпу с грубым пренебрежением к атакующим и жертве. Он с холодным расчетом использовал свой голос — голос офицера, призывающего к дисциплине. Он был олицетворением власти во плоти, с которой приходилось считаться.