В тот день Машек, как обычно, сделал покупки и вышел из паба. Едва ступив на мостовую, он вдруг отпрянул назад и бросился в сторону. Дорн лишь увидел в окно паба, как промчалась красная «альфа-ромео». Дорн бросился на улицу.
В пяти метрах от входа валялась тренога, которую обычно выставляют водопроводчики при ремонтных работах. Из открытого люка виднелись голова и побелевшие кисти рук Машека. Дорн схватил его под руки и рывком вытянул на тротуар. Из лодыжки правой ноги чеха сочилась кровь.
Машек что-то лепетал, путая чешские слова с немецкими.
Дорн поволок его к своей машине. Усадил, вернулся, собрал свертки, которые уронил Машек.
— Здесь рядом, — сказал он Машеку по-немецки, — есть неплохая частная клиника. Вам необходим противостолбнячный укол. Поверьте, я имел дело с ранами, которые лишь на первый взгляд кажутся безобидными…
Врач настоятельно рекомендовал оставить пациента в стационаре хотя бы до утра. Дорн расплатился за услуги и суточный пансион, чем заслужил признательность в страдальческих глазах чеха.
— Добрый господин, не откажите еще в одной любезности: передайте записку в пансион «Меловый берег» профессору Дворнику из Праги…
Записку для Дворника Дорн передал портье.
Наутро Дорн явился в клинику пораньше и сам отвез Машека в «Меловый берег».
— Не ожидал от случайного встречного столь искреннего и бескорыстного участия, — со слезами на глазах сказал чех. — Не зайдете ли в пансион, добрый господин Дорн?
Дорн улыбнулся:
— Вы не совсем правы, господин Машек. Моя помощь вам входит в мои служебные обязанности. Мне поручена безопасность господина профессора. — Дорн сделал паузу. — И ваша, Машек, тоже. Только об этом господин Дворник не должен знать. Это приказ Праги. Вам же, господин Машек, надлежит помогать мне. Поэтому я должен знать о каждом шаге вашего патрона. — Машек изумленно смотрел на Дорна. — Именно поэтому я не могу принять вашего любезного приглашения. Вы меня поняли, господин Машек?
Дорн уже тогда твердо решил: он встретится с Дворником, человеком, ищущим гарантий суверенитета своей родины — союзницы Франции и СССР, — когда тот окончательно запутается в британской дипломатической демагогии.
Дворник рассматривал развешанные по стенам чертвелльской гостиной акварели. Под пейзажами с видом канадского озера Онтарио стояло факсимиле Уинстона Черчилля.
Миссис Клементина не без гордости объяснила:
— Да, эти картины писал муж. К живописи сэр Уинстон пристрастился еще в молодости, случайно. Но будь он меньше занят политикой, безусловно, в искусстве достиг бы успеха.
