— Это с чего сам полы моешь? А где твои сракатые кобылы? Почему не приехали?
— Ушел от них! Верней сказать, выгнали они меня! Посчитали, что невыгодным сделался. Ем больше, чем зарабатываю. Вот и слез с ихней шеи, на свой хлеб ушел. Теперь сам дышу. Авось, хуже не станет!
— Ты шутишь, Захар? Или твои бабы спятили ненароком! Кто нынче мужиков прогоняет, да еще такого как ты!
— Ну, вот сыскались!
— Ладно! Недолго им хвост морковкой держать. Завтра объявятся. А я к тебе со своей заботой. Выручи по-соседски. Мои ребятишки вовсе озверели. Всю обувку вконец изорвали. Ничего целого не осталось. Глянь, от валенок одни голенища, от ботинок только шнурки. Не успеваю покупать. Новой обуви на месяц не хватает. Уж и прошу, и ругаю, едино толку нет. Носятся целыми днями как угорелые. С крыши на забор скачут. И девки такие же, как мальцы, сущие бандюги растут. Никакого угомону на них нет.
— Твои дети самые хорошие. Сколько их знаю, никогда не видел, чтоб курили или пили, как другие, — встрял Захарий.
— Еще этой беды недостает! Хватит с меня мужика, отца ихнего, еле избавилась от него. Хоть нынче ожили, хлеба в доме вдоволь появилось. Всем хватает, там и картошка, капуста своя, уже не голодные. Но на баловство лишней копейки нет. Куда там курить, когда жопы прикрыть надо. Вон глянь, портфели по осени купила, они их уже к зиме все раздолбали. Дерутся ими, как петухи. И никакого угомону. Вот глянь, может, отремонтируешь. Не на что новые купить! — открыла соседка мешок, показала портфели, обувь. Заодно и свои сапоги достала. У тех не только «молния» сломалась, а и каблуки сносились.
— Да! Добили обувку под ноль! — оглядел Захар кучу обуви и добавил:
— Только к завтрашнему дню что-нибудь придумаю. Нынче не управлюсь, брехать не буду. Вечером заберешь, работы много.
— Сколько должна буду? — дрогнул голос бабы.
— А по-соседски, сколько не жалко.
— Не обессудь, Захар! Возьми вот кусок сала. Своего кабана закололи неделю назад. Да вот яички домашние. А корова отелится, молоком поить стану. Мы всегда с тобой дружили. Никогда меж нами зло не водилось. Одно тебя спрошу, ты сюда в дом насовсем перебрался или на время, чтоб баб проучить?
— Нет, Аня! Навовсе тут останусь. Нет мне обратного пути. Не состоялась семья. Совестно сказать, кем там жил. Хоть под старость по-человечьи задышу, сам себе хозяином, без попреков и унижений, — выдал свербящую обиду.
— Да чем тебя попрекать? Ни единый человек в округе плохого слова вслед не скажет. Никого за все годы не обидел и не обозвал. А уж знают смалечку. Ты ж родился в этом доме, весь, как на ладони жил, с мокрых порток известный. Тебе, коль надумаешь завести хозяйку, любая будет рада, сама прибежит, только моргни, — улыбалась баба. А уходя, добавила:
