Конечно, звонить ректору института Захарий не стал. Он только припугнул Наташку. Зная, какая она трусливая, предполагал, каково ей теперь.
— Чучело огороднее! Уж сколько годов тебе, а рядом никого. Никто замуж не зовет. В такое время все путные девки уже семейные, детву имеют, по двое, а то и по трое. Тебя, кобылу сракатую, ни единый козел не приметил, пугало окаянное, чтоб ты гвоздями через ухи просиралась, шалашовка гнилая! Ноги с задницы выдеру, попробуй сюда заявиться. Своими руками так вломлю, век будешь помнить! — закрыл лицо руками. Меж пальцев текли слезы, стылыми каплями падали на стол.
— Родная внучка. Кровь от крови. А что в тебе от своей, кровной? Сплошь одни клыки! Ни капли тепла за все годы не подарила. Только и слышал от нее — «Дай». Второго слова не знала. Вся в бабку, в мать, одна свора — собачья, чтоб вас разорвало окаянных.
— Захарий, что с тобой? — подошла Анна, положила руку на плечо человека:
— Кто обидел?
— Аннушка, кто ж кроме своих! Только они могут вот так достать, что белый свет с овчинку кажется. Ведь не звонил, не объявлялся, так возникла по телефону!
— Жена что ли?
— Нет! Наташка! Внучка моя! Она одна за всех выступила! Денег не просит, уже требует. Ну, я ей ответил.
— Я слышала. Ты громко говорил, почти кричал. Прости, что невольно узнала. Одно удивило, а где новую бабу взял, откуда появилась?
— Для понту придумал. Нет никого! Я назло им это брякнул. Пусть побесятся. Это для них хуже кнута. Выходит, все потеряли. И придти побоятся. А ну, нарвутся на такую, что глаз вырвет и на задницу натянет. Таких теперь много!
— А что? За тебя любая с радостью пойдет, — оглядела Захария пристально.
— Мне любая не нужна. Я уже погорел на такой. Да и кому нужен старый черт? Ни рожи, ни сил, ни крепкого бизнеса. Корплю тут за старьем, сшибаю копейки на хлеб. На такой заработок приличная женщина не позарится. И слушать меня не станет.
— Вот чудак! Выходит, на нашей улице одни неприличные живут. Здесь даже семейные бабы на вас троих заглядываются. Ихние мужики не просто пьют, но еще и дерутся. Кто-то по-черному забухал, другие «на иглу» верхом сели, к игровым автоматам присосались, к малолеткам полезли. Своих баб на сикух променяли. Теперь пятеро в диспансере лечутся. Сифилис подхватили. И боятся признаться, на ком поймали. Тем сучонкам по двенадцать лет. За них под уголовку попадут за совращенье малолеток. А Никифор спидом заболел. Вот тебе и мужики. Они есть, и нету. Ни одного на ночь в постель не пустишь. Страшно заразу зацепить. Со всей улицы только шесть мужиков нормальные. Да и то, двое вовсе старые. Им на восьмой десяток давно перевалило. Еще двое — чернобыльские ликвидаторы, у них ничего не стоит. Один парализованный, с койки не встает, а Витька Лавров с самого детства чахоточный. Причем с открытой формой. Его без намордника, ну это марлевая повязка, из спальни не выпускают. Вот и подраскинь мозгами, как бабам жить? Они все нормальные. А вот мужиков нет.
