На вокзале Толоконников разыскал комнату Степанчикова, но его в ней не оказалось. Толоконников сунулся было в кассу, там его обсмеяли, мол, на почтовый — пожалуйста, а на скорый — ишь чего захотел…
Толоконников вернулся в комнату Степанчикова, в ней по-прежнему не было хозяина, но зато сидел на его месте мрачный мужчина в спортивном свитере, и, конечно, Толоконников сразу заметил — нет у мужчины левой руки.
Юрий Сергеевич пожалел, что не уехал почтовым поездом.
— К Степанчикову? — грубо спросил однорукий. — Билеты доставать по блату?
Конечно, это был муж Лидии Васильевны, конечно, подумал Толоконников, он уже все знает и сейчас одной оставшейся рукой набьет ему, Толоконникову, морду, и, между прочим, правильно сделает.
— Этого Степанчикова я ненавижу за то, что он склочник! — продолжал боксер.
— А зачем тогда пришли? — робко спросил Толоконников.
— Мне тут надо одному типу шею свернуть! — Однорукий показал, как будет сворачивать: повернет набок — и кряк…
У Толоконникова поплыло перед глазами, и он почувствовал, как заболела шея — от подбородка до ключицы.
— Мне этот Степанчиков позвонил, — начал откровенничать боксер. Незнакомым людям часто рассказывают то, что лучше бы вовсе не рассказывать. — И говорит мне: твоя Лида просила билет какому-то мужику. Вот гад!
— Кто?
— Оба… А Лида моя как раз ушла в гостиницу, у нее там подружка — администратором служит — Катя. Ну а гостиница — это такое место… В общем, я позвонил Катьке и спрашиваю: Лида моя у тебя? А Катька, значит, насмехается: Лида твоя шуры-муры разводит с заезжим клиентом… У меня все вместе связалось. И я подумал: что такое происходит? Как же это так?
Тут вошел Степанчиков, совсем старенький, сухонький, несчастненький, ему уже вроде поздно было сплетни разводить, а может быть, рано, потому что еще не вышел на пенсию:
— Здравствуйте, Гриша, ну как там дела у моего Володи?
— Пусть он дома нажмет на скакалку, — ответил боксер. — Скакалка у него хромает.
— Вы ко мне? — повернулся Степанчиков к Юрию Сергеевичу, и тот, понимая, что отступать некуда, поднялся со стула, левой рукой прикрыл шею, чтобы не задушили сразу, а так, может быть, прибежит кто-нибудь на помощь, успеет.
— Я к вам насчет билета… — поглядел на боксера и прошептал: — Тут вам звонили…
Однорукий тоже поднялся со стула, потому что понял. Поднялся и пошел на Толоконникова, и тот, к собственному удивлению, первым ударил его. А получилось — сухо толкнул в плечо, под которым не было руки. Боксер и плечом не повел и тоже легко-легко, вроде одной кистью, смазал Толоконникова по лицу, и тот мгновенно очутился на полу. Ему было не больно и даже не страшно, и думал он только о своем невезении: вот поухаживал за женщиной, а теперь лежит на полу, который пахнет селедкой.
