Прежде чем портал во дворец закрыли, Клоридия вбежала внутрь, бросила на меня последний взгляд улыбающихся глаз и исчезла за створками дверей.
Как расцвела моя жена, когда у нас опять дела пошли на лад, подумал я, стоя перед закрытыми воротами. Последние два года ослабили ее и омрачили ее такой прежде веселый нрав. А теперь ее красота вернулась: полные губы, игра красок на щеках, выразительный лоб, светящаяся кожа, пышные волнистые волосы – все снова стало как прежде, до голода. Хотя маленькие морщинки, появившиеся от возраста и страданий, не исчезли с ее нежного лица и уже появились на моем, они лишились былой горечи, более того, они даже гармонировали теперь со счастливыми чертами лица Клоридии. И этим я был обязан не кому иному, как аббату Мелани.
У той запутанной, неразрешимой нити судьбы, которая свела нас с женой и Атто в Вене, – так думал я по пути в кладовую монастыря – в принципе был и третий конец: Османская империя. Действительно, тень Блистательной Порты простиралась над всей моей жизнью. И не только потому, что мы, слуги на римской вилле кардинала Спады одиннадцать лет назад во время ужина в саду подавали на стол, переодевшись в янычаров, для того чтобы повеселить собравшихся, среди которых был и аббат Мелани. Нет, началом всего было происхождение Клоридии, которая родилась дочерью рабыни-турчанки в Риме и была крещена Марией. Едва она переступила порог детства, как ее похитили и увезли в Амстердам, где она созрела под новым именем – Клоридия – и запятнала себя, к величайшему сожалению, продажей своего тела, прежде чем вернулась в Рим в поисках отца и там, благодарение Богу, обрела любовь и вступила со мною в брак. Мы познакомились в гостинице «Оруженосец», где я в то время работал, и было это в сентябре 1683 года, как раз тогда, когда состоялась славная битва между христианами и неверными перед воротами Вены, во время которой, слава Господу, возобладали силы истинной веры. И было это в те дни, когда я свел знакомство с аббатом Мелани, который тоже жил в «Оруженосце».
Клоридия просто рассказала мне, что с ней приключилось, после того как ее украли у отца. Однако никогда ничего не говорила мне о своей матери.
– Я ее не знала, – солгала она мне в начале нашего знакомства, чтобы потом время от времени понемногу, мимолетными замечаниями, рассказывать о ней, например, что аромат кофе очень напоминает ей мать. Но в конце концов она пресекла мое любопытство, заявив, что о матери она «не помнит ничего, даже лица».
