Рассказы | страница 52

Зайца словно ветром сдуло. Во весь дух помчался через покосы!

— Это чтобы зайцев пугать? — показал Игорь на кнопку.

— Чтобы машину вызывать, когда бункер наполнится зерном! Вон она едет! — Он кивнул в сторону самосвала с красным флагом. — Вот что натворил твой заяц, но ничего — зерна в бункере почти доверху!

Остановились. А тут и отец Игоря подоспел.

— Забирайте, Иван Павлович, своего казака. Ведите на пруд, пусть пыль смоет!

Игорь подобрал с земли колосок овса, вылущил зерно и бросил в рот.

— А почему оно не сладкое? Ведь овсяное печенье сладкое.

— А ты пожуй хорошенько! — посоветовал отец.

И в самом деле, чем больше жевал Игорь зерно, тем вкуснее оно ему казалось.

— Вкуснятина! — И проглотил.

…Вода в пруду чистая-чистая. И тёплая.

Игорь смывает с лица пыль. Нюхает ладони. Чем они пахнут? Бензином! Вот чем! И так ему от этого становится хорошо, так радостно, что он перестаёт мыть руки: дома даст маме понюхать!

Уже по дороге домой остановились возле зарослей ковыля. Лёгкий ветерок нежно расчёсывал её длинные шелковистые косы-метёлки, волны бежали, как в море.

— Папка, я нарву маме ковыля!

— Только немного!

Игорь зашёл в траву и вдруг услышал, что она тоже шумит. И так чудесно шумит, словно о чём-то рассказывает. Прислушался. Вот чудеса! Шёпот, хоть и невнятный, но шёпот.

— Разве травы умеют говорить?

— Умеют, сынок. Только надо научиться понимать их язык.

— А о чём же рассказывает ковыль?

— А ты послушай! И о степной тишине, и о душистых травах, и о Билькином озере, и о том зайчике, и о маме, которая нас заждалась…

…Шумит ковыль. Игорь не стал его рвать, дома расскажет маме, как слушали они с папой шёпот чудо-травы, и мама — Игорь уверен — похвалит его за то, что он не тронул этой красоты.

Шуми, красавец ковыль, шуми вечно!..

Не одну сотню лет растёт на пригорке среди заливного луга кряжистый дуб с раскидистыми, скрюченными, словно старые натруженные пальцы, ветками. Он крепко вцепился в землю толстыми корнями, и никакой ветер, казалось, не в силах покачнуть его обожжённый солнцем, разъеденный ливнями и морозами ствол.

Время исклевало кору великана, молнией срезало верхушку, а внизу, у самой земли, образовалось довольно большое дупло. От этого дупла дуб больше всего и страдал.

Дупло, конечно, не сразу было таким, как теперь. Сначала на коре появилась ранка — кабан клыки точил. Из неё потекли соки, и на сладкое питьё сразу набросились всякие букашки и мушки, едва не высосали из дерева всю живительную влагу, но оно не сдалось — быстро залечило рану. У деревьев, как и у людей, болячки смолоду быстрее заживают.