, а тетя кем-то еще, одним словом, у них документы от имени президента, а так как сами они малограмотны, то думают, что и другие такие же, и для весомости вместе с удостоверением, где обросшая рожа, и дуло автомата под нос любопытным, типа Шамсадова, тыкается. Но Шамсадов негодует:
— И вам не стыдно! При русской власти пикнуть не смели, а сейчас, в безнаказанности, вакханалию развели.
Сапсиевы, а они в каждом селе при смутных временах вылупились, всяких таких слов не понимают, как умели, ответили — дали по башке. Конечно, не так, как в городе, где никто не увидит — чтобы убить, а так, чтобы основательно проучить и другим свое могущество показать. В общем, снова учитель истории с сотрясением попал в больницу, только на сей раз в районную. Больница, как и школа, у лидеров революции не в почете: грязь, нищета, антисанитария — благо, что хоть врачи еще остались, но и они без зарплаты, за лечение платить надо. Посему, а более скучая по картине, Малхаз и в этой больнице не залежался. Дома, наверное впервые, задумался о деньгах; бабушка плакала — схоронить ее не на что. Оказывается, кредиторы Малхаза к нему самому, может, как к учителю, почему-то не обращались, а к бабушке тропинку выходили, и теперь не только последние гроши, но и одна коровка ушла.
Задумался учитель истории над тем, чего не ведал, об отвратительных товарно-денежных отношениях; ведь если бы задолженность по зарплате выдали, богаче него, как он считает, на свете человека не было бы, а так, поразмыслив немало, додумался везти в город свои старые картины.
В уже полуразрушенном, полузаброшенном послереволюционном Грозном — образца 1993 года — его сердечно-теплая живопись Кавказских гор мало кого интересовала, в ходу были волки, тигры, орлы, и вроде несмышленый в коммерции Шамсадов из-за материальных трудностей проявил рыночную смекалку — стал рисовать тех же тотемических[10] хищников, а у него никто не покупает, и он долго ничего не понимал, пока коллега-сосед по базару не объяснил:
— У тебя звери добрые, мягкие, а сегодня потребны злость, дикость, ярость, месть!
Понял Шамсадов; представляя Сапсиевых, всего за пару часов прямо на базаре выдал такую дикую ярость волка, что даже коллеги ахнули. Стали штамповать, бизнес пошел, но ненадолго: идею перехватили, рынок заполонили, и уже на всех машинах, ларьках и столбах эти свирепые клыкастые волки.
Освоил Шамсадов азы рынка и выдал новинку — когтистый орел, и опять то же самое — и плагиаторов много, и хоть и кажется, а поклонников дикостей не так уж и много, просто на виду эти засранцы.
