— С ума сошел, — пробормотал Федосеев. — В городе воды нет, а он розы поливает.
Старик, видно, догадался, что речь идет о цветах:
— Хороший сорт, уважаемый. Жалко…
— А какой это сорт? — спросил генерал.
— Ди Вельт. Издалека привозили.
И старик снова склонился над кустами крупных, оранжево-красных, цветов.
У сквера затормозил пятнистый уазик, подбежал молоденький капитан, картинно козырнул:
— Прибыл в ваше распоряжение, товарищ генерал-лейтенант! Вертолет ждет.
— А не опасно — на вертолете? — спросил Федосеев.
— Не опасно, товарищ генерал-лейтенант! — заулыбался капитан. — Воздух теперь наш.
— Слава Богу, — сказал Федосеев и уже в машине спросил Седлецкого — Как там дед цветы называл?
— Ди Вельт, — ответил Седлецкий. — По-немецки, значит, мир…
— Скажи ты!
Они поехали по городу, похожему на заброшенную археологическую площадку с разрушенными раскопками. Кроме военных грузовиков в пятнах камуфляжа, по разбитым и засыпанным щебнем улицам не двигалось больше ничего. Седлецкий знал, что в этом городе уже не имели цены ни работа, ни деньги. Валютой стала мука. Стакан муки — обойма. Жизнь человеческая, таким образом, оценивалась в горсть муки.
В одном месте пришлось затормозить: улицу перегораживала труповозка — старый грузовик с откинутыми бортами. Из-под грязного солдатского одеяла выглядывали желтые неподвижные пятки. Отряд спасателей разбирал завалы дома — вчера по городу с какого-то одичавшего штурмовика, как сказали Седлецкому, произвели ракетный залп по жилым кварталам. Похоже, это был СУ-25. Его пытались достать «Стрелой», но опоздали. «Сухари», между прочим, базируются неподалеку, за Большим хребтом, на аэродроме одной из частей Отдельной армии… Неужели Ткачев перед приездом в Шаону послал городу привет?
Куски рухнувших стен поднимали домкратами. Два бородатых ополченца заталкивали в полиэтиленовый мешок труп подростка. Сержант за рулем уазика посигналил, только ни водитель труповозки, ни спасатели даже не оглянулись.
— Не надо, — тронул водителя за плечо Федосеев. — Нам спешить некуда.
Грузовик, наконец, освободил проезд, и уазик, подскакивая на обломках, тронулся дальше.
— Дети-то при чем, господи, дети… — чуть слышно пробормотал генерал.
Во всем городе, кажется, не осталось ни одного дома, не тронутого снарядом или огнем. Лишь на окраине, в старой части столицы, все так же поднимались к небу нерушимые стены древней цитадели из окаменевшего сырца и речных обкатанных камней. Крохотные глазки бойниц на сторожевых башнях равнодушно смотрели вниз, на руины нового города.
