Капитан, стремительно превратившийся в полковника и министра, еще не растерял чувства робости перед генералами, этими олимпийскими жителями, запросто свалившимися в его кабинет.
— Может, подать чаю, господа? — неуверенно спросил он, наблюдая, как Федосеев опять примеряется к графину.
И сам обрадовался возможности хоть чем-то себя занять: засуетился, расставляя чайный сервиз, принялся вскрывать банку с халвой, замахал на дылдоватого и ленивого порученца.
— Давай чаю, — согласился Ткачев. — И прикажи поискать рафинаду. Я вприкуску люблю. Давай, распорядись!
Министр бочком выскочил из кабинета.
— Рассказывай, как живешь-можешь, — потребовал Федосеев, по-хозяйски садясь в министерское кресло.
— А что рассказывать? — вздохнул Ткачев. — Или вам мало докладывают? Стукачей у меня в штабе хватает. Вот, полюбуйтесь… Тут сплетни и откровенное вранье, которое могло выйти только из моего штаба.
Он достал из нагрудного кармана истертую на сгибах газету и развернул, словно салфетку перед ужином. С первой полосы, насупив брови, смотрел он сам, командарм Ткачев, а под портретом аршинными буквами было набрано: «Гибель Отдельной армии».
— Уже похоронили… доброжелатели, — помахал газетой командарм. — А я — вот он! Так что рано меня хоронят.
Лишь теперь Ткачев присмотрелся к Седлецкому:
— Ты тоже из Минобороны? Сдается, мы встречались. В Генштабе, году так в восемьдесят седьмом? Нет?
— Вполне возможно, генерал, — кивнул Седлецкий. — Как эксперт, я иногда читаю лекции для работников Генштаба.
Этим и брал Ткачев: молодой хваткой, хорошей памятью, показной открытостью. Комсомольской демократичностью…
— Не сочти за труд, дружок, — продолжал командарм, сворачивая и пряча газету. — Зайди в редакцию и скажи там: приеду — ноги повыдергиваю. Главному редактору первому.
— Передам, — пообещал Седлецкий.
— Господь с тобой, Ткачев! — укоризненно сказал Федосеев. — Совсем ты в горах озверел — такие казни… Нехорошо. Статью, между прочим, я два раза прочитал. И два раза не мог понять: это правда или брехня, что русских офицеров тут берут заложниками и освобождают только под горючее и патроны?
— Бывает, — сказал командарм неохотно. — Война идет, дорогие товарищи, война! Самая настоящая.
— Может, меня отдадим в заложники дивизии Лопатина, а? — угрюмо предложил Федосеев. — У Лопатина как раз патронов не хватает. А ты меня и выкупишь. Я ж генерал — минимум на пару обойм к каждому стволу потяну…
— Шутите, товарищ генерал-лейтенант, — поморщился Ткачев.
