Повседневная жизнь Дюма и его героев | страница 8
Жена, любовницы, сыновья, дочери, забавные приключения, в том числе не лишенные приятности и почти ритуальной церемонности платонические увлечения. Все это — его повседневная жизнь.
А друзья? Их было у писателя много, если считать всех, кто стремится быть рядом в часы успеха, и мало, если вспомнить о его последних днях, проведенных в имении сына, когда тяжело больной писатель в одиночестве скорбел не столько о себе, сколько об утрате Францией ее былой мощи. Современники говорили, что уныние по поводу военных поражений Франции в Франко-прусской войне подорвало некогда недюжинное здоровье Дюма и в конце концов свело его в могилу.
Франция… Родная страна, ее история, колорит ярких национальных характеров, до тонкостей и не без юмора подмеченные особенности соотечественников — от крестьян до герцогов, от чиновников до королей, от бретонцев до уроженцев Гаскони, — все это тоже включалось в повседневную жизнь Дюма. Жизнь Франции, Парижа, жизнь людей, умерших порой за сотни лет до его рождения, — и это было частью его повседневной жизни, настолько неотъемлемой от него самого, что он рыдал, описывая гибель любимых персонажей, вслух смеялся над их шутками, искренне радовался, когда кому-то из них приходила в голову хитроумная затея.
Повседневной жизнью были и постоянные свары в кругу неугомонной литературной братии, не прощающей друг другу ни успехов, ни поражений. Сколько было в адрес Дюма обвинений в плагиате, низкопробности стиля и нежелании мыслить в возвышенном горделиво-мрачном духе романтизма! Будучи, по его собственным словам, учеником Шарля Нодье, А. Дюма, не получивший не только литературного, но и вообще никакого, кроме школьного, образования, не стал по-настоящему романтиком. Его врожденное веселое жизнелюбие не позволило ему надеть черный плащ Гарольда и возвыситься над суетным миром, затянув небосклон своих романов грозовыми тучами и удостаивая описания лишь тех, кто способен служить выражением высокой идеи или страсти. Романтизм чужд повседневности, он стремится превратить ее в суровый миф. Дюма же, чтя мифы, вносил в них столько повседневных подробностей, что и у читателей не замирало сердце при виде гордых героев прошлого: они оказывались вполне нормальными людьми из плоти и крови, и многое в их жизни напоминало то, что французская, да и любая другая читающая публика постоянно видит вокруг в самой обычной будничной реальности. Если у романтиков тучи непременно порождают роковую пугающую грозу, то у Дюма, помимо гроз, бывает и обычный дождик, и слякоть под ногами, и, конечно же, ясная солнечная погода. Даже в самых «романтических» своих произведениях, таких, как «Женщина с бархоткой на шее» или «Тысяча и один призрак», Дюма не может не отвлечься от сюжета, чтобы мимоходом не описать живую парижскую улицу или театральный разъезд.