- Культурный кавалер даже подозревать не должен в разговоре о таких вопросах! - Чуть не подавившись яблоком, Дина возмущенно швырнула в Орехова огрызком и, прыгая через лужи, легко побежала куда-то за угол забора...
Поздней осенью, когда в парке получили наконец четыре новых автобуса, начальник по прозвищу Дикозавра пригласил к себе только что вернувшегося из рейса Орехова.
- Садись, присаживайся, товарищ Орехов.
Орехов присел. Дикозавра нехорош был до изумления - лицо глубоко изрытое и оспой, и грубыми природными морщинами, и голос сиплый, под стать красоте, и все вместо это почему-то вызывало к нему расположение. И правда, людей он не жевал, как определил Алеша, человек был доброжелательный, только немножко угрюмый, пожалуй, но и это ему как-то прощали за внешность - такому простительно, веселиться-то не с чего.
- Я все понимаю, товарищ Орехов. Осень, дорожное покрытие на бутенковской линии находится в плачевном состоянии. Верно? Тяжело. Верно?
- Там и покрытия-то не осталось. Какое там покрытие? - сказал Орехов равнодушно.
- Да. И машина третьей молодости. Верно? Мне бы тебя на новый автобус посадить. Правильно?
- Правильно.
- Ну а как мне новенький комфортабельный автобус поставить на деревенскую линию? Меня в городе съедят.
- Ну так к чему разговор? - спросил Орехов.
- Пойдешь, товарищ Орехов, на городскую линию? Твое право.
Орехов помолчал и встал:
- Нет, я уж там привык, на той линии.
- Ну верно. Так что не обижайся. Ладно?
- Не обижаюсь, - сказал Орехов и поскорее вышел во двор гаража, чтоб успеть поймать Алешу, у которого обязательно решил сегодня перехватить до следующей получки. Своя получилась в этот раз не из удачных.
Сторонясь подъезжающих на заправку машин, он прошел к мойке, заглянул в диспетчерскую, в мастерские - Алеши не было. И тогда, досадуя и беспокоясь, что из-за разговора с Дикозаврой мог его упустить, Орехов пошел и стал у проходной: тут уж не упустишь.
Скоро показался и Алеша, он бодро шагал в тесной компании к какой-то светлой, радостной цели, это уж сразу видно было, но, увидев Орехова, отделился от всех и сам подошел и стал рядом, опершись о железные поручни загородки.
Просить Орехову было тягостно тем более, что это было не в первый раз и он знал, что дать ему Алеша может только из своих святых, зажатых, отжуленных от жены, денег, предназначенных на удовольствия жизни в виде пива и прочего.
То, что Алеша не попытался проскользнуть, отвертевшись от разговора, было хорошим признаком, но видно было, что он чем-то озабочен, даже вроде сам хочет что-то сказать. От другого можно было ожидать такого: "Знаешь, я только что одолжил такому-то, остался без гроша!" - но Алеша был не из таких. Он сам хотел что-то сказать, но стеснительно молчал.
