— Цыбулька вон спит, — искал выхода Юра, зная уже, что всё равно ему, а никому другому придётся делать то, что сказала мать. Но всё же он раскрыл книгу на своём самом любимом месте и представил себя полководцем, — «Вот он круто повернулся, мчит к командиру батареи: «Бить по мельницам!»
— Юрик, я кому сказала?!
Ах, этот славный Сломихинский бой!
— «Бить по мельницам!» — громко отвечает Юра.
— Юрик, долго тебя ждать? Мне же некогда! Я вон пришла грибков только прихватить дяде Антону. Юрик?
— «Все пулемёты с мельниц скосить!»
— Я вот тебе, я тебе дам пулемёты!..
Юра неохотно спускается с тополя и идёт в дом, садится за маленькую ручную мельницу и начинает крутить её. Хорошо, что пшеница крупная и сухая: молоть крупу одно удовольствие. Многие покупают крупу в сельпо, а вот мать считает, что своя крупа лучше, и права, наверное, потому что Юре сейчас неожиданно хорошо, и он крутит мельницу с удовольствием. Берёшь пригоршню пшеницы, засыпаешь в отверстие мельницы и крутишь. Рядом ходит Надя и твердит:
Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле…
Юра крутит, мягко, монотонно гудит, шурша, мельница, сыплется тонкой горячей струйкой крупа в миску. Юра уже забыл, что его заставили работать, увлекается, с удовольствием гудит сам, подражая мельнице, и попробуйте сказать ему, чтобы перестал крутить, обидится, и не видит он, что Цыбулька стоит рядом и с завистью глядит на него.
Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу ещё сказать?..
Это уже Юра декламирует письмо Татьяны к Онегину, и грустно от таких слов. Какая ж это была славная Татьяна, которая умела так грустно и стыдливо сказать. Юра уже запомнил то, что учила Надя. Надя учит который день и никак не может запомнить, а он уже знает наизусть. Он, кажется, и не слушал Надю, десятки раз повторяющую стихи. «Я к вам», — говорит Юра и делает пол-оборота мельницы, — «пишу», — ещё пол-оборота, — «чего же боле?» — полный оборот. Цыбулька, с завистью глядит на Юру.
— Дай я? — канючит он.
— Не дам, Цыпа, ты не умеешь. «Что я могу ещё сказать?»
— Юрик, дай я?
— Не дам, не проси. Другой раз дал бы, не жалко, а на этот раз — не проси. Сам хочу. Что я, хуже тебя! Всё дай и дай! Ишь чего захотел! Больше ничего не дать?
— Да-ай! Ме-не! Хо-чу!
— До конца?
— До ко-он-ца.
Юра соглашается, выходит в сени и тут сталкивается с матерью. Она чем-то обеспокоена, озабоченно хмурится и тут же спрашивает:
— Юрик, а почему восемь гусей? У нас же девять гусей!
