Одна жизнь | страница 3



Один момент короткого, почти невыносимого счастья, чувства полного, безраздельного братства со всеми этими людьми. Один момент.

А утром она, кутаясь в свой серый платок и сосредоточенно хмурясь, снова стоит, облокотившись о рояль, заглядывая в незнакомые строки нот...

Все это было, было... А теперь не осталось ничего - ни волнения, ни счастья работы, ни сил, ни близких людей. Одни состарились и стали равнодушны. Другие умерли. Или остались где-то далеко.

Какая-то душевная застенчивость, чуткая непримиримость к малейшей фальши мешали ей близко сходиться с людьми. Она никогда не умела поверять своих душевных тайн подругам, делиться с ними восторгами и горестями, как другие. Откровенной она смела быть только на сцене, перед тысячью людей, для которых пела.

И вот теперь совсем одна. Вокруг никого... Один этот Кастровский, нелепый старик, остался с ней рядом. В течение долгих лет - ее шаткая опора и тяжкая обуза. Не то ее нянька, не то приживальщик. Ужасный человек... Едва вспомнив о нем, она невольно тихонько вздыхает... Он не пропустил ни одного ее спектакля, переезжая за ней из города в город. Точно пестрый оруженосец, надменный и шумливый, за своим сереньким, застенчивым рыцарем, следовал он за ней с потертым чемоданчиком, где позвякивали перепачканные баночки с гримом и бутафорские драгоценности. Он непомерно гордился, просто упивался ее успехом, ревниво охранял ее от несуществующих опасностей и вечно портил ей отношения с людьми. Время от времени он вдруг обнаруживал, что в общем ей вовсе не нужен и очень надоел. Тогда он принимал отчаянное решение "подписать контракт" куда-нибудь на периферию, где тоже никому не был нужен. Дрожащими пальцами он долго вывязывал парадный галстук цвета перламутра, надевал черный костюм и уходил разыскивать старых приятелей, которые его еще помнили по сцене. Ей очень хотелось отдохнуть от его суетливой опеки, но делалось жалко, и в последнюю минуту она суховато просила его не затевать глупостей и никуда не уезжать. Она считала, что приносит жертву этому одинокому, бесприютному и бестолковому старику.

После этого она терпеливо выслушивала его многочисленные объяснения в форме монолога с патетическими репликами из любимых пьес, и он, вполне счастливый, оставался, окончательно решив принести ей в жертву остаток своей жизни.

Получилось так, что жить ему приходилось главным образом на ее счет, потому что своих денег у него почти не бывало. Но, будучи человеком совершенно бескорыстным, он этого совсем не замечал.