"Неужели дома больше нет? - подумал он, осматриваясь с тоской. - А что удивительного? Разве бомбежки кончились? Разве и сегодня не продолжают гибнуть люди с надеждой в сердце, едва ожившей от весеннего света и тепла, как гибли без надежды в зимнюю стужу и темень?.."
Лучше всего выйти к самой реке и оттуда осмотреться. Хоть река-то осталась на своем старом месте!
Продираясь через кусты, он двинулся прямо к воде, и наконец ему встретился живой человек. Какая-то девочка, закутанная в большой платок, медленно шла, опустив голову, глядя себе под ноги, ему навстречу.
Он спросил у нее, цел ли дом, где раньше жили актеры. Девочка сказала, что цел.
- А как туда пройти, ты не знаешь?
Девочка подняла голову, улыбнулась и сказала:
- Пойдемте, я покажу.
Она повела его по дорожке, они вместе вышли на полянку, и он увидел дом. С реки его сразу было видно.
- Вы кого там ищете? - спросила девочка. Голос у нее был чем-то похож на детский, но все-таки не детский. Василий Кузьмич посмотрел ей в лицо, закутанное платком, и ему показалось, что она взрослая, может, даже не совсем молодая.
- А вы что? Тоже в этом доме живете? Мне бы нужно Истомину. Артистка была... я говорю. До войны, говорю, была артистка.
- Ах, она вам нужна? Вы ее знали тогда... Ну, когда она... была?
Василий Кузьмич, не отвечая, только значительно усмехнулся, немного свысока.
- Заходите, - сказала она. Они подошли к веранде с выбитыми стеклами. - А кем вы работали - билетером? Я по куртке вашей вижу. Да? Я так и подумала. А как фамилия ваша?
- Меня почему-то по фамилии мало знают. Вы ей скажите: Василий Кузьмич пришел.
Они как раз подымались по ступенькам, и она быстро обернулась, будто споткнулась, при его словах.
В большой прихожей, куда она его ввела, стоял рояль, без крышки и без ножек, вместо которых были подложены кирпичные столбики. На пюпитре стояли развернутые ноты.
Василий Кузьмич подошел к роялю, нагнулся и, напряженно моргая, близоруко заглянул в ноты. Когда он снова выпрямился, его серое от усталости и слабости лицо просияло и разгладилось.
- Ихние? Я вижу, что ихние!
- Да, - сказала она странным голосом.
- Поет?
- Плохо.
- Ну, это вы, видно, сильно много понимаете, - злобно огрызнулся Василий Кузьмич и враждебно отвернулся.
- Садитесь вот сюда, - сказала она, показывая на плетеное кресло. Сама она села прямо напротив и сняла платок, отбросив его на плечи.
Василий Кузьмич нехотя сел, искоса посматривая на нее, все более удивляясь ее пристальному взгляду. Потом он увидел ее глаза, устремленные прямо на него, быстро наливавшиеся слезами. Она улыбалась и точно все ждала от него чего-то. И тут, всплеснув руками, он вдруг закричал своим слабым голосом:
