Цифровой журнал «Компьютерра» 2012 № 31 (131) | страница 5



После этого вполне можно строить теологию пня, посвященную тому, в каком направлении и в какой позе надлежит ползти и что при этом бормотать. (О полезности таких исповеданий с точки зрения здравого смысла вам на любом сервисе, — в период, когда кофе уже выпит, а с машиной еще возятся, — охотно и в сильных выражениях поведают «жестянщики»; патанатомы не столь словоохотливы, но про последствия неортодоксальных методов лечения при случае расскажут тоже...)

Так что во внецерковном издании о теологии рассказывать (о чем пару недель назад попросили читатели) можно лишь религиоведчески. Есть, мол, некое множество людей, причисляющих себя к конфессии с тем или иным названием. И они исповедуют те или иные взгляды, которые упорядочиваются внутриконфессиональной дисциплиной, называемой теологией. Вне церковной общины предмет теологии можно изложить лишь фрагментарно, в совпадении даваемых ею ответов на вопросы с ответами, которые предлагает окружающая объективная реальность.

Возьмем же для самого первого знакомства с предметом теологии Западной церкви швейцарца Карла Барта (1886-1968). Благо, что этого реформатского священника глава крупнейшей христианской деноминации папа Римский Пий XII назвал самым значительным богословом после Фомы Аквинского. А из его монументального, хоть и неоконченного, но в четырнадцати томах, труда Die kirchliche Dogmatik, «Церковная догматика», — удостоенного упоминания даже в Большой Советской Энциклопедии третьего издания, — выберем кусочек, который с весьма высокой вероятностью окажется близок сердцу максимального числа читателей. Кусочек, посвященный богословским взглядам на человечность. Ибо что же нам может быть интереснее, нежели мы сами, любимые.

Итак, человечность. Menschlichkeit (переводчики из Библейско-богословского института св. апостола Андрея, взявшие на себя нелегкий труд перевести избранные места книги Барта на русский, приводят и немецкий термин). Это еще и «гуманность». И — «человеческая слабость». А то деяние, за которое в Нюрнберге вздернули несколько главных штукарей, называлось Verbrechen gegen die Menschlichkeit. Что же теология говорит о человечности?

Прежде всего, богословие Западной церкви говорит о человеке как о существе космическом. Конечно, новозаветное κοσμος обычно переводится как мировой порядок, мироздание, мир (впервые названный так Пифагором как выражение высшего порядка), и достаточно далеко от того, что под «космическим» понимают люди технологической эпохи, особенно бывшие детьми в период ракетной эйфории шестидесятых. Но, все равно, параллель достаточно интересна, чтобы ее отметить.