Как бы они жили без веры, простые египтяне? Такая бедность, такая беспросветность. А они не душат друг друга и даже проявляют доброту сердца. Это — их ислам. Обиженных и угнетенных. Он очищает раздраженные сердца.
Они искренне полагают, что и другие должны перейти в их веру.
В каирском такси шофер, услышав, что я говорю по-арабски, спросил:
— Ты мусульманин?
— Нет, христианин.
— О, я надеюсь, ты обретешь истинную веру!
Но где-то в глубине моей души шевелился скепсис. Там жил маленький советский пионер, который не верил в религиозную пропаганду, в непорочное зачатие и черный камень Каабы. Он верил в пролетарский интернационализм, в жизнь «сейчас и здесь» и в темное, безбрежное пространство космоса. Переубедить этого пионера было очень трудно.
Рядом с пионером в душе советского хабира жил маленький картезианец. Он тоже сомневался. Не мог понять, что такое жизнь, что есть воплощение и развоплощение людей. Откуда берется «я», непонятно откуда взявшаяся точка зрения, и куда уходит? Он склонялся к мысли, что эта индивидуальность, эта точка наблюдения (назовем ее душой) прилеплена к физическому телу, а затем возвращается в свой резервуар. Такую же мысль высказал и Гитлер, кажется, Шпееру, сидя в берлинском бункере, готовясь к самоубийству.
Печальные мысли приходят в Европе. А Ближний Восток вселяет оптимизм! Теплый ветер, солнце.
Хочется сказать:
— Верую, потому что абсурдно и иррационально! Господи, спаси, сохрани и помилуй!
И мы продолжаем полет в пространстве, в звездной пыли, называемой жизнь.
О МНОГОЖЕНСТВЕ
(пансион «Дахаби», 28 марта 2010 г.)
71-й год, Наср-сити, вечер.
Русские офицеры прикалываются к Махмуду, пожилому владельцу кафе, где вечерами они пьют «Стеллу»:
— Махмуд, а сколько у тебя жен?
— Три, — невозмутимо отвечает Махмуд.
— А как ты их всех можешь удовлетворить?
Махмуд целует себе руки, маленький, пузатый:
— Всех жен удовлетворяю, слава Аллаху! В шестьдесят еще стоит. Как всегда помогают травка гыр-гыр, кока-кола, гибна бейда (брынза), фуль судани (арахис), вера в Аллаха и… кое-что еще.
Русские хабиры смеялись, а мне было не смешно. Почему бы и нет?
Что думал Мухаммад, когда вводил институт многоженства? Он думал об одиноких женщинах, о детях-сиротах, о нерастраченной энергии самцов.
Халед Мохи эд-Дин сказал мне когда-то:
— Запомни, дружок. Ислам был изначально религией освобождения, в том числе сексуального. Они хотели каждой женщине дать мужа, отсюда многоженство. Однако это было неправильно понято. Ислам — религия равенства и сексуального раскрепощения — превратился со временем в архаичную структуру, подавляющую секс.
