Один солдат заказал по радио звуки плещущейся воды. Его просьба была выполнена. Поставили сразу после «Лили Марлен». Туалетов нет: мы научились, как арабы, ходить с банкой воды в пустыню.
Питьевая вода: мы добываем ее с трудом из маленьких скважин, которые часами копаем. Это неприятная на вкус, солоноватая вода. Мы заливаем ее в проржавевшие канистры. Пьем в теплом виде. Когда нет воды, умываемся бензином.
Наши организмы сдают. Почти у всех хронический понос. Иногда хочется сдохнуть. Когда до семидесяти раз в день садишься на корточки, помрачается рассудок. Но более всего со словами «Африка» и «пустыня» у нас ассоциируются мухи. Сотни, тысячи, миллионы мух. Они пожирают нас… Их можно прибить пятьсот, тысячу… но этот ад никогда не кончится. Без мухобойки солдат здесь просто безоружен.
Лежим. Все в шортах. С мухобойкой в руке. Дыхание пустыни. Ощущение мухи, которая ползет по твоей ноге. Мухобойка шлепает по ленивой арабской мухе. Садится новая. Этому нет конца!
И, наконец, техника. Она дохнет в пустыне. Танки выходят из строя: пыль и песок забивают моторы, холмы и барханы ломают гусеницы. За месяц в нашем танке мы сменили три мотора. Грузовики не в лучшем состоянии. То, что мы продолжаем двигаться вперед, заслуга наших водителей и ремонтников. Они совершают чудеса в этой безнадежной ситуации.
А англичане? Сытые англичане сидят в уютных оазисах, им доставляют свежие фрукты, они ходят в город пить пиво и гуляют с девушками.
Одно хорошо: полевая почта поступает исправно. «Юнкерсы» летают сюда с Крита. И местные арабы — они очень милые, любят немцев, мы чувствуем это всегда. В Бенгази я покупал сандалии. Случайно взял два бабуша на левую ногу. Заметил лишь позднее. Так вот, когда я пару месяцев спустя снова попал в Бенгази, араб вспомнил меня и поменял сандалии…
…На этом месте историю рядового Шульце прервал руководитель нашей группы Шамс.
Он сел рядом на скамейке, закурил «Килубатру» и громко закашлялся.
Я сказал ему, что здесь все пропитано германским духом, что Садат пробирался сюда в 42-м, что он был на связи с немцами.
— Ты врешь! — вскрикнул Шамс. — Садат хороший, он истинный мусульманин, он восстановил страну после насеровской разрухи.
— Этот яхраб бейту исламист, он набил себе шишку на лбу, подлый Садат! Авантюрист и оборотень.
Под конец я сказал ему все, что думал:
— Это вы, сволочи-фундаменталисты, сожгли Auberge des Pyramides, а теперь все рветесь в Европу!
Шамс зашелся, стал багровым, начал задыхаться и палкой с железным набалдашником чуть не заехал мне по башке.
