Тем временем «Фантомы» пролетели над Средиземным и Красным морями, совершили вираж над Гардакой (Хургадой), Бени-Суэйфом, Мансурой, Комомбо и направились к Асуану.
— Да где же наши?! — бьет кулаком от злобы советский хабир-полковник.
Однако стрелки неудержимо (а сзади — еще три такие же) ползут к суданской границе, все ближе к Асуану. На бреющем (как нам доложат позже) полете проносятся над ГЭС и с той же скоростью уходят назад к Синаю.
Над нашими головами лопаются звуковые барьеры.
Смертельная опасность миновала.
Отбой!
Все дружно принялись курить и пить крепчайший бедуинский кофе.
Я беспощадно ругался матом в прокуренном КП. Майор Денисов, дежурный советский офицер, слушал-слушал, моргал прозрачными глазами, крутил рыжий ус, а потом закашлялся. Видимо, он охренел от такого мата.
Странно, после армии я утратил способность так хорошо ругаться. Для любого вдохновения нужно время и место.
Настала душная ночь. В комнате отдыха арабские офицеры легли спать, натянув на головы одеяла. Торчали их босые пятки. Вентилятор на потолке равнодушно месил спертый воздух.
Почему они кутают голову и не утепляют ноги? Какая-то инверсия национальных привычек, подумал советский переводчик и вышел прогуляться. Их босые пятки и густой храп совсем достали.
Громадная луна на небосводе. Черные лопасти РЛС, жуткое зрелище. Светлое небо. Не такое ли небо видел Флобер на юге Египта, когда вышел из шатра, в котором провел ночь с куртизанкой Кучук-ханем?
Не выдержав света луны, пошел назад.
Из темноты возник египтосик-часовой.
Что-то гаркнул, я не понял.
Его штык уперся в мой живот: «Пароль»?
Я не помнил пароль, сказал:
— Садык, русий, друг!
Он поколебался и опустил автомат.
ЖЕРТВЫ СОДОМИИ
(май 71-го)
Глубокой ночью, когда я спал в общежитии «Сахари-сити», в дверь постучали особисты Агапов и Шацкий:
— Вызывает командир!
Натянул авероль, шатаясь вышел на крыльцо: там уже тарахтел «козлик».
Впереди с каменной рожей сидел командир бригады Мордовин. За ним, поджав губы, замполит Свиблис.
Нас повезли в военную часть, на выезде из города.
Войдя в казарму, увидел следы ночного разбирательства: солдаты сгрудились в углу, две постели были растерзаны, чемоданы распахнуты, лежали убогие солдатские вещи: открытки, вырезки, письма.
Агапов приступил к описи.
Потом в соседней комнате политучебы, под Лениным и красным знаменем, начался допрос.
Это были два мелких, наголо бритых пацана девятнадцати лет. Татыкин и Шамилев. Лица распухли от слез. Ребят совсем недавно перекинули из Чебоксар.
