— Не спеши их хоронить, Валериан.
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, кто командует белыми в Ачинске?
— Нет! Я только приехал из Красноярска и еще не в курсе.
— Сам император Михаил Александрович! Вот так-то!
— Ох ты, — Чума даже привстал с кресла. — А не новый ли Лжедмитрий он, часом? Кто знает…
— Нет, это исключено. Два офицера его уверенно опознали. Кроме того, у местных селян на стенках имеются портреты царской семьи. Вон там, на столике, один лежит, я специально взял.
— Пся крев, — снова выругался Чума, но в голосе послышалось облегчение. — Это был заговор, и мы его проморгали. И чехи… Ведь войска Арчегова именуются Сибирской императорской армией — а это неспроста.
— И рвутся сюда, — подытожил Румша, — чехи очищают для их прохода один путь. Потому и движение на восток застопорилось…
— Пан полковник. — Дверь в салон отворили, и на пороге вырос поручик. — Срочные депеши из Иркутска. Только что расшифровали.
— От Сыровы?
— Нет, пан полковник. Хотя переданы чешским шифром. Вам от полковника Арчегова. Так же, как и генералу Каппелю. Третья депеша для передачи русскому царю Михаилу от премьер-министра Сибирского правительства Вологодского.
— Давайте сюда! — Валериан Чума протянул руку и жадно впился глазами. Не столько прочитал, а буквально проглотил текст и тут же протянул листы Румше. Тот читал медленнее, но по мере прочтения лицо полковника непроизвольно вытягивалось от удивления.
— Что нам теперь делать? — задумчиво вопросил Чума, но в голосе офицера явственно слышалось нескрываемое облегчение.
— Принимать предложение Арчегова. Это единственный выход, другого просто нет. И поможет нам матка Бозка Ченстоховска…
Красноярск
— Господин генерал, красный начдив Лапин на проводе, — капитан Полонский, адъютант генерала Бронислава Зиневича, сильно тряхнул своего начальника за плечо. Тот открыл глаза — но смысл сказанного не сразу добрался до разума. Но когда все же достиг его, генерал тут же сорвался с места, как ошпаренный кипятком таракан.
Полонский брезгливо сжал губы — за последние дни генерал полностью утратил уважение всех офицеров, став безвольной марионеткой Евгения Колосова, главы новоявленной эсеровской власти в Красноярске.
Истеричный и желчный эсер умел говорить хорошо подвешенным языком и хуже того — убеждать. На своем любимом коньке — настоящем рассвете Сибирской государственности, если «общественностью» будет установлена «демократическая» власть, он вовлек генерала в восстание против Колчака. Еще бы — убрать «контрреволюционного правителя», взять власть в свои руки и убедить красных, что «розовый» Красноярск станет для них союзником, и потому нет нужды на него наступать.
