- Растет! - требовательно пробурчал Хоботок сонным голосом. - Говори, говори, не останавливайся...
- Я не останавливаюсь. Все, что мы любили и потеряли. Или отдали кому-нибудь! Счастливо живут в этом тридевятом потерянном, подаренном, рассчастливом царстве, и оттуда никто ничего никогда не отнимет, и никто туда не залезет.
Она говорила усыпляющим сказочным голосом, все тише, все больше для себя самой, боясь замолчать, чтоб мальчишки не проснулись.
Вернувшийся капитан Петр Петрович, увидев темные окна, потихоньку вошел, отперев своим ключом, и стоял, хмурясь и прислушиваясь, в столовой, глядя на неубранный стол, потом, стряхнув оцепенение, прикрыл дверь, через которую вошел в столовую, зажег свет и заглянул в темноту детской.
- Спите, ребята? - спросил он своим благополучным, требовательным голосом.
Он подождал ответа, но его не было.
- Ну, спите, спите. - Капитан со странным отвращением услышал свой спокойный, разрешающий голос и, прикрывая дверь, подумал: "Если веришь, что человек спит, нелепо говорить ему: "Спи!" Вот я тоже лгу. Мы уже начали".
Теперь в доме шла самая обыкновенная, только немного тихая и как будто осторожная жизнь, точно все боялись проговориться о том, о чем все время думали. Как в той сказке, где тебе удастся добыть золото, если ты только не будешь при этом думать про белого медведя, и потому ты только о белом медведе и думаешь, стараясь про него позабыть...
Или как будто посреди комнаты открыт люк в глубокий погреб. Его очень легко обходить, он отлично всем виден! Но все-таки все время нужно не забывать, что где-то посреди комнаты черный подвал, в который можно оступиться, сделав один неверный шаг.
Днем ребята говорили с отцом о всяком таком, о чем говорят живущие вместе люди, о чем говорить легче, чем молчать, а по вечерам капитан Петр Петрович уходил из дому, а если не из дому, то в свою комнату, а дети - к себе: все старались, чтоб как можно скорей кончился вечер.
Хоботок по утрам, оставаясь иногда с отцом в пустом доме, играл с котом, пел песни, рисовал корабли и автомобили, но даже корм синичкам на полочку при отце стеснялся класть: полочка была мамина.
Однажды, услыхав особенно тягучие подвывания кота, капитан вышел посмотреть, в чем дело Хоботок баюкал, укачивая, запеленатого кота и плаксиво пел, очень похоже, утешающим старушечьим причитанием: "Как у нашего кота!.. Была мачеха лиха!.. Она била кота!.. Поперек живота!.." Кот, несмотря на утешения, противно завывал.
