И когда я щупала их, мне подумалось, что мы зря сочувствуем слепым. Они вовсе не так уж обездолены, как нам кажется. У них есть много такого, чего недостает нам. И кто знает, променял бы слепец свои уникальные ощущения на свет и цвет, предложи ему кто такой выбор?
Я почти уверена, что не променял бы.
Впрочем, как и я не променяла бы остроту зрения на самый совершенный слух и на самый утонченный нюх.
А вот интересно, о чем мой сосед сейчас думает. Наверное, о свежей булке, которую он отведает на завтрак.
А может, о погоде.
О солнце, которое с ним не дружит (это видно по отсутствию загара) в ответ на его собственное пренебрежение к светилу.
А может, о том, что кто-то явно подглядывает за ним сейчас. И этот кто-то – я.
И вот когда я думала обо всем этом, провожая соседа и глазом, и слухом, мне вдруг показалось, что в моем животе шевельнулся ребенок.
Я знаю, что этого на самом деле не было и не могло быть, потому что еще слишком рано – на таком сроке движения наших деток еще невозможно ощутить ни изнутри, ни снаружи.
И все-таки мне показалось.
И тогда я подумала, что мне это показалось не просто так. И что мой ребенок послал мне импульс – важное сообщение в правильный момент.
И тут меня осенило! Да и как я раньше-то не догадалась?
Этот слепец, за которым я уже давно наблюдаю.
Этот стройный и строгий силуэт, скользящий во тьме.
Этот немой призыв отодвинуться, не мешать движению.
Этот стоп-сигнал, понятный каждому и влияющий на каждого. Заставляющий любого, будь то святой или распоследний мерзавец, посторониться и замереть хотя бы на пару мгновений.
Этот хозяин трости, приручивший ритм, как преданного пса.
Этот владелец и звонких, и еле шепчущих ботинок, сквозь тонкие подошвы которых его ступни знакомятся с опасностями дорог.
Этот смельчак и покоритель враждебного космоса, который для него начинается сразу за пределами пространства, очерченного его вытянутой рукой.
Этот источник немеркнущего внутреннего света, недоступного никому, кроме него самого.
Этот несчастный убогий, который в душе стыдится нашей глупости, стыдящейся его.
Этот чужой и близкий мой сосед, для которого и я, и все остальные могли бы запросто примерить раму от известного «Черного квадрата», пока он нас не ощупает.
Это же он. Он отец моего ребенка.
Почему я так думаю? Потому что мне показалось, что мой ребенок вовремя пошевелился и дал мне подсказку. И еще потому, что это вполне в моем духе – отдаться слепому, чтобы хотя бы на четверть часа сделать его счастливее.
