Один раз он даже вернулся обратно, неся в обеих руках по авоське с фруктами. И молча, без всяких объяснений, но горделиво и как-то даже торжественно потряс авоськами: мол, погляди, чем я разжился, пока ты тут меня ждала.
И мне уже совсем не по себе. И рот больно держать открытым. И времени, чувствую, прошло так много, что жалко его до боли. И полное ощущение беспомощности.
Моя очередь лечить зубы, я точно знаю, была назначена на девять утра, а сейчас будто бы уже вечер. За окном смеркается, и, значит, целый день потерян. И мне кажется, как будто я что-то безвозвратно упустила. Что-то очень важное. Такое, без чего теперь вся жизнь пойдет наперекосяк. Но я не могу вспомнить, что.
– Да сейчас только одиннадцать часов, – успокаивает меня медсестра, которая почему-то возникает в кабинете и зачем-то плавно фланирует по нему словно птица, боящаяся взлететь.
«Да она врет, – думаю я. – Или дура, время определять не умеет». Я точно знаю, что сейчас около шести часов вечера. И для верности решаю проверить это по своим часам.
Поднимаю руку к лицу. Выморочно так, неправильно – но что поделать, если голову от подголовника кресла не поднять. Смотрю на циферблат моих любимых часов. Моих «Гуччи» с сапфировым стеклом, которое невозможно поцарапать, и с теплым от моей руки, привычным для глаза корпусом.
Но и с часами сегодня что-то не так, как всегда. Я вглядываюсь в них, пытаясь просчитать градусы, порожденные композицией стрелок, но не понимаю ничего. И стрелки, словно издеваясь, начинают мелко дрожать и крошиться, буквально рассыпаться в порошок. А за ними и циферблат, и корпус часов, и браслет.
И параллельно этому процессу так же в порошок, внезапно и предательски начинают крошиться мои подточенные странным врачом зубы. Я пытаюсь дотронуться до них языком, на него сыпется зубная пыль. А он, уворачиваясь от ее противного колкого вихря, упирается лишь в осколки, в причудливые очертания выеденных то ли временем, то ли сверлом рифов.
«Что же мне делать? – думаю я. – Что же мне делать? Вся жизнь кончена!»
И тут возвращается врач.
«Сейчас он мне все-таки поможет», – смотрю я на него со вспыхнувшей надеждой.
Но вместо того, чтобы броситься к креслу и заглянуть в мой по-прежнему раскрытый рот, он спокойно начинает натягивать пальто, которое, оказывается, уже размещено услужливыми бутафорами моего сна прямо рядом со мной, на растопыренной вешалке.
– Куда же вы? – пытаюсь крикнуть я.
Но он словно не слышит и явно собирается уходить.
