Зигмунд Фрейд придавал огромное значение новой честности. Он даже открыл совершенно новое ее измерение. Еще до Фрейда возникала потребность дать оценку тем людям, которые убеждали нас в своих «добрых намерениях». Но сейчас, после его исследования и систематического изучения области неосознанного, торжественные заверения в добрых намерениях перестали играть свою прежнюю роль. Мы хотим знать, какие неосознанные мотивы стоят за этими намерениями. И мы пришли к осознанию того, что существует небольшая разница между тем, когда человек осознает пагубность своих намерений и когда он просто достаточно умен, чтобы рационально их обосновать и скрыть среди прочих своих намерений. Таким образом, человек с действительно злыми намерениями более честен сам с собой, чем человек, умышленно выдавливающий их из своего сознания, и, следовательно, имеющий лучшие шансы для их воплощения, потому что он может скрыть их под личиной добрых и целомудренных побуждений.
Со времен Фрейда мы стоим перед лицом факта, что мы ответственны не только за наши осознанные мысли и «благие намерения», но также и за неосознанные. Наши дела, а не слова, говорят за нас. Возможно даже, что наши слова вообще ничего не значат. У нас также есть опыт того, как человеческая бесчестность ввергала нас в войны, в которых погибли сотни миллионов, или во имя «чести» были принужденны маршировать к своей смерти. Все эти смерти приписываются лживым и пустым лозунгам. У нас сегодня есть причины меньше доверять тому, что говорят люди. Цена слов и идей снижается, и они могут быть закамуфлированы подо что угодно. Именно поэтому молодежь не склонна задавать вопрос: «Что вы думали по этому поводу?», а вместо этого спрашивает: «Что вы делали? Какие мотивы вами руководили?».
Я считаю, что именно этот результат работы Фрейда — введение нового понимания честности в нашу действительность, имеет для западного мира значительно большее значение, нежели «сексуальная революция», начало которой ему обычно приписывается. В обществе, настолько тотально ориентированном на потребление как наше, сексуальная революция, если вам так угодно ее называть, наверное, произошла бы и без участия Фрейда. Мы не можем призывать людей получать все, что им нужно для удовлетворения их чувств, и одновременно убеждать их сохранять сексуальную воздержанность. В потребительском обществе секс неизбежно становится потребительским товаром. На это опирается целая отрасль промышленности, и огромное количество денег тратится на поддержку привлекательности сексуальности. Это изменение по сравнению с прошлым, но не революция. И достаточно сложно приписать это изменение только Фрейду.
