И она удалилась с низким поклоном, словно покидая королевскую аудиенцию. Десять минут спустя, покончив с завтраком, я спустился вниз, где у камина уже ждал Амадей Кох.
— Доброе утро, Кох, — произнес я, подходя к нему. — Рад вас видеть.
Я был совершенно искренен. Еще день назад я не мог и вообразить, что буду настолько рад увидеть снова это суровое бледное лицо.
Кох почтительно поклонился.
— Надеюсь, вы хорошо спали, сударь? Я доставил вашу записку в дом господина Яхманна полчаса назад, — сообщил он.
— Он прислал ответ?
— Нет, сударь.
Я удивился.
— И не попросил ничего передать на словах?
— Ничего, сударь. Я бы вам сразу сказал. Его слуга взял записку и закрыл дверь. Я подождал минут пять или даже больше, но безрезультатно.
— Да, конечно… я… спасибо, сержант.
Я всматривался в огонь в камине, думая, что могло означать молчание Яхманна. В записке я объявлял ему о намерении посетить его сегодня в двенадцать часов. Означало ли отсутствие ответа согласие?
— Экипаж ждет, — сказал Кох, прерывая мои размышления. — Вы намерены ехать в Крепость, сударь?
— Клистерштрассе далеко отсюда? — спросил я.
Кох взглянул на меня:
— Примерно миля, сударь, не больше. В деловой части города.
— Сегодня погода, кажется, лучше, чем вчера, не так ли?
— Снегопад прекратился. Вы это имеете в виду, сударь?
— Ну что ж, тогда отправимся туда пешком, Кох. Прогулка нам обоим пойдет на пользу, а кроме того, мне нужно познакомиться с городом.
Фрау Тотц стояла у кухонной двери, пожирая меня пристальным взглядом, который я был не в силах объяснить.
— Уверен, что Морик скоро появится! — крикнул я, обращаясь к ней.
Застывшая, словно приклеенная улыбка вновь материализовалась на ее физиономии, подобно жуткой гримасе на лице этрусской скульптуры.
— Конечно, появится, герр Стиффениис, — откликнулась хозяйка и мгновенно опустила голову.
На мгновение мне показалось, что фрау Тотц готова расплакаться. Но она просто пожала плечами, повернулась и исчезла за кухонной дверью.
Выйдя на улицу, мы свернули от скованного льдом порта к холму Кенигштрассе и начали долгий подъем. Сержант Кох шел рядом со мной, храня полное молчание. С обеих сторон широкой дороги в магазинах начали открываться ставни, однако на улице не было никого, кроме нас и мальчишки со светлыми локонами и в белой шайке, которого мы встретили, пройдя уже примерно половину пути. Вооружившись ведром воды и тряпкой и встав на колени, он пытался стереть со стены краску, которой какой-то злоумышленник ночью намалевал Звезду Давида, а внизу громадными буквами — «Во всем виноваты сыны Израилевы!».
