— Это один из моих любимых фильмов, — сказал он иракцу.
— Мне нравится, как они воюют, — промолвил иракец.
— Я воюю так же, как они, — сказал Козларич.
— Как фамилия этого актера? — спросил иракец.
— Мел Гибсон, — ответил Козларич.
— Он ведет себя как лидер, — заметил иракец.
После этого они оба молчали, просто смотрели, пока безутешный Гибсон не сказал, когда все уже кончилось: «Я никогда этого себе не прощу — что мои люди погибли, а я нет».
Иракец пощелкал языком.
— Он очень опечален, — сказал Козларич.
Иракец опять пощелкал языком.
— Он был первым, кто посоветовал мне доверять своим инстинктам, — сказал Козларич. — Хэл Мур.
Иракец встал и вернулся с ванильным мороженым, которое Козларич начал лизать, глядя, как Гибсон, уже на родине, обнимает жену, — и тут вырубилось электричество, экран потух и фильм оборвался.
— Упс, — сказал Козларич.
Оба немного подождали, надеясь, что электричество включится, но напрасно.
— Ну и как же мы будем все это налаживать? — спросил Козларич, имея в виду войну.
Иракец пожал плечами, не отводя глаз от пустого экрана.
— Как мы с вами будем это прекращать? — сделал новую попытку Козларич.
— Нам нужна помощь Всевышнего, — сказал иракец, и Козларич кивнул, доел мороженое и через некоторое время попрощался и вернулся на базу.
Несколько часов спустя солнце зашло, и небо, как всегда в темное время суток, стало зловещим. Поднялась луна, не совсем полная, щербатая и слегка сплюснутая, и аэростат, уже не яркий белый пузырь, как днем, а серая тень, сумрачно нависал над ландшафтом из пустых улиц и строений, окруженных мешками с песком и высокими бетонными взрывозащитными стенами.
Внутри некоторых из этих строений находились солдаты Козларича, которые все были обучены не бороться с повстанческими движениями, а, как выразился Каммингз, уничтожать врага в ближнем бою. Через неделю после смерти Каджимата они проводили время между заданиями как обычно: играли в компьютерные игры, видеочатились через Интернет. Иные занимались с гирями, иные смотрели пиратские DVD, которые можно было купить в бывшей больнице за доллар. Попивали «ред булл», или «маунтин дью», или воду, в которой разводили белковый порошок. Наедались в столовой до отвала кукурузными шариками корн-попс. Листали журналы, приближавшиеся, насколько возможно, к нарушению армейского запрета на порнографию. Такую жизнь вели на ПОБ восемьсот первоклассных солдат, чье поведение можно объяснить просто-напросто тем, что очень многим из них было всего девятнадцать, или несколько более сложными обстоятельствами, выражавшимися в том, что повсюду их окружали взрывозащитные стены, за которыми они и предавались всем этим занятиям.
