Одиночество — вот мой удел. Пока не затянуться раны и не станет легче… Быть одной — легко и тяжело одновременно. Легко — можно всегда молчать, тяжело — некому сказать ни слова, когда боль становиться особенно невыносимой. Я закрыла глаза и опустила лицо на скрещенные на столе руки. Перед глазами стояла ужасная картина — Юра лежит в луже крови на дороге, а на обочине — обнявшиеся близнецы, бледные и беспомощные. Они еще дышали, но скорая помощь так и не довезла детей. Мои дети умерли у меня на руках… Боже, как же тяжело… Пронзительно звенит тишина и маленькая квартирка пугает холодом, словно здесь живет мертвец, а не человек. Боль ласково накатывает, опустошая душу… Иногда не хочется жить…
Я резко выпрямилась, распахнула глаза и потянулась мышкой к иконке запуска аськи. Как тебе не стыдно, Ленка, вон, сколько пережила, а ведешь себя как маленькая. Человек же извинился, а ты решила, молча его игнорировать. Интересно, а он действительно был занят или все врет? Хоть что-то отвлекло меня от мучительных раздумий. Я всерьез озадачилась и мучительно ожидала запуска программы. Мой старенький компьютер работал медленно и годился лишь для набора текстов. Наконец аська загрузилась и показала, что в сети несколько контактов моих сотрудников. Самого Носферату в сети не было, зато зеленой ромашечкой висела моя лучшая подруга Ирина. Она два года назад уехала в Израиль на заработки, затем удачно вышла замуж и осталась там на ПМЖ. Ирка уже увидела меня в сети и моментально напечатала сообщение:
— Привет, Ленчик!
— Привет, Ирусь! — я тут же напечатала ответ, полный фальшивого энтузиазма.
Ира знала о моей трагедии, очень сочувствовала, даже прилетала на похороны, и старалась поддержать меня, хоть общались мы с ней редко.
— Как работа? — начался стандартный обмен любезностями.
Я не винила подругу — так бывает, у каждого своя жизнь…
— Нормально, сейчас работаю в журнале «Лазуритовая леди», — отрапортовала я.
— Вот и отлично! У меня с Давидом тоже все отлично! Я сейчас в декретном отпуске! Уже второго ребенка ждем! — безудержная радость подруги чувствовалось на расстоянии.
Я в очередной раз чувствовала себя дрянью, которая завидует чужому счастью. В уголке правого глаза беспомощно повисла одинокая слеза — единственное свидетельство моего горя. Я редко плачу, но сейчас мне обидно и горько. Кто решает, кому жить, а кому — нет?
— Поздравляю! — печатаю я безжизненные слова и отправляю сообщение.
